Общество Путешествия
Будьте так бодры!
Зимой я чувствую себя снежной бабой. Слепну от белого. Скриплю сапогами. Поскальзываюсь. Злюсь. Двигаюсь в рамках, дозволенных холодом и смирительной курткой. Скучаю по своему телу, тщательно скрытому от собственных глаз аж с прошлого лета. Под одеждой, которая не украшает, а греет, и все время — лета хочу!!! Словом, если отпуск мой пришелся на зиму, я не курортник, а курортист. В Цахкадзоре таких, как я, называют горнопляжниками.
Проснувшись утром в гостинице, я не тороплюсь на лыжную трассу, а переворачиваюсь на другой бок с упоительным чувством школьника, который томится в надежде, что вдруг именно сегодня возьмут да и забудут его разбудить. В отпуске такое возможно только на лыжном курорте, когда по коридору барабанят табуны тяжелых ботинок, а тебе даже тапки кажутся неподъемными. И хотя бы только ради этого таким, как я, стоит сюда приезжать.
В поисках посеребренного особняка
Все на лыжню! А я — искать деревянный дом, в котором, как написано в рекламных буклетах, в 1930 году останавливался Осип Мандельштам. Говорят, именно здесь были написаны некоторые стихи из его цикла об Армении. «Якорные пни поваленных дубов звериного и басенного христианства». Робею. Даю себе слово больше не писать. И даже не разговаривать! И сразу заговариваю со старцем, который, судя по бороде, должен знать все об этих местах.
— Кто? Мандельштам? — чешет он затылок. — Нет. Не слышал. Молокане тут есть. А вот немцев отродясь не было.
Еще несколько попутчиков, и стало ясно, что методом тыка искать не стоит. Вот в Доме-музее братьев Орбели могут знать больше. Почему я так решила? Может, просто потому, что туда я тоже хотела пойти.
В этом старинном особняке в 1882 году родился Левон Орбели — тот самый выдающийся физиолог, ученик и продолжатель дела Павлова. Директор музея Марине Буниатян рассказывает, как в 1980 году было принято решение о создании здесь музея, а уже в 82-м он был открыт. Причем все экспонаты, — а здесь воссозданы обстановка отчего дома, кабинеты братьев, собраны их личные вещи, книги, фотографии, — были предоставлены Борисом Пиотровским, наследниками и учениками братьев.
— Все эти люди были словно из другого мира, — вспоминает директор, — какого-то изысканного и прекрасного, в который я окунулась, когда мы с мужем — основателем этого музея — еще только пытались его организовать. Представьте, никто из них ни копейки не запросил. Дочь Рубена Орбели была просто шокирована, когда я принесла ей акт о получении экспонатов. В ее измерении подлости просто не существовало, причем настолько категорично, что мне стало стыдно за эту вполне нормальную бумагу. Все-таки кровь — не вода. Особенно голубая…
Словно в продолжение слов директора, с телеэкрана доносится голос Иосифа Орбели: «И отчего обыкновенная порядочность возводится в ранг исключительности?» — вопрошает он, раскачивая солидной бородой. И так хочется верить, что хотя бы кто-то из ребят, которых водят сюда школьные учителя, попытается найти ответ на этот вопрос.
На рояле матери семейства Варвары сейчас раз в год играют лучшие ученики музыкальной школы. Иногда приезжает и внук Левона — заместитель директора Физико-технического института им. А. Ф. Иоффе РАН Абгар Орбели. Однако сегодня я — единственный гость этого дома.
— Но ведь сейчас самый сезон…
— …лыжни, — улыбается госпожа Марине. — Те, кто на «буранах» и лыжах катаются, в музеи не ходят.
Увы, показать мне дом, посеребренный присутствием Осипа Эмильевича, и здесь не смогли. Завтра снова выйду на поиски. Тем более что процесс оказался интересным сам по себе.
Весело, а не смешно
Тот дом я не нашла и на следующий день. Зато теперь в Цахкадзоре все знают имя Осипа Мандельштама. По крайней мере те, что встретились мне с утра (по отпускному времяисчислению) по дороге в Кечарис. Местные ребята рассказывают, что именно здесь, не договариваясь, можно встретить утром курортниц, с которыми веселились вечером. Они задумчиво стоят перед зажженной свечой, и подходить к ним в это время не полагается. Жизнь мирская с ее слабостями начинается сразу за оградой и длится до рассвета — до новой свечи.
Дорога к храму пестрит снегоходами и квадроциклами. Прохожу мимо, захожу во двор, и как-то сразу становится спокойно и неторопливо. И вдруг понимаешь, что это и есть естественный ритм жизни, а все, что было до и будет после того, как ты отсюда уйдешь, — римейк. Тут даже дети какие-то торжественные. Важно ходят мимо хачкаров, игнорируя зазывно снегообильные сугробы, — видимо, считают, что играться здесь не пристало. А может, впервые пытаются осознать торжество духа над телом? Самое время. Потом будет поздно.
Темнеет. Уже вечер. Холодно. Снежно. Грустно. А не прокатиться ли на «Буране»? Как давно я не смеялась оттого, что весело, а не смешно!
Контурная карта мира животных
Потом, как всегда, случилось «должна же я хоть один раз сходить на канатку». Просто посмотреть, как выглядят люди, которым адреналина в жизни не хватает. Ажиотаж заразителен. Торопливо вскакиваю на подъемник и начинаю самое комфортное восхождение на Тегенис. Правда, вскоре с непривычки пятая точка от холода становится первой по важности. Ненадолго. Потому что… «Я лечу. Я — лечу!»
Натянутое под ногами полотно сплошь прострелено следами разного калибра. Нежные пацифистские отпечатки лап пташек пересекаются с солидными следами более крупных животных, приземленных законом притяжения. Вот это, кажется, лиса прошмыгнула; тут волк пробежал; а это что — ведь слоны тут точно не водятся?! И кажется, под ногами уже не просто снег, а контурная карта мира, с которым мы все реже и реже сталкиваемся.
Одетый кататься ходить не может
Куда идет горнопляжник, оказавшись на лыжной трассе? Точно. В кафе. Сажусь у окна, чтобы вобрать в себя как можно больше солнца и не пропустить ни одной сценки из этого театра абсурда. Пока я добиралась, у лыжников начался перерыв. Они вошли в кафе пингвиньей стаей, неуклюже передвигая ноги в ботинках «на вырост» — одетый кататься ходить не может. Маскарадные костюмы, румяные лица сельских невест. Моя одежда, которую еще пару минут назад я считала спортивной, вдруг стала прогулочной и неуместной.
На робкое предложение официантки попробовать спас прозвучало «да!» почти на всех языках мира. И только русские ребята за соседним столиком то и дело показывающие друг другу большие пальцы и кричащие «Трасса — во!!!», отчего-то предпочли сэндвичи, картошку фри и кока-колу. Я смотрела на эту толпу и думала, что любви к лыжам тоже покорны все возрасты — и те мальчишки, с совсем еще особым размером спортинвентаря, и обладатель седой бороды. Сезон!
Конец белой горячки
Подсел парень. Конечно, разговорились. Конечно, о лыжне. Он оказался начальником службы спасателей Варданом:
— Хороший год. Слава Богу! За сезон только один перелом был. И то сдуру. Новичок решил, что уже через 20 минут занятий можно корчить из себя олимпийского чемпиона. Спорт такого не прощает. Сезонная норма для такой лыжни — переломов 15. А у нас всего один, представляете?!
— Я очень рада за тех 14, которых пронесло. Но мне пора. Будьте так бодры! — не совсем оговорилась я.
— Да, да. Проходите.
Все. Домой. Белая горячка Цахкадзора позади. И не так уж это плохо — пройтись по снегу, втайне от себя намять в руках снежок и начать жизнь с этого белого листа, на котором еще никто не наследил. Хотя следы свои оставили многие.
Братья Орбели
Корни династии Орбели, сыгравшей огромную роль в армянской, а позже российской истории и культуре, восходят к XII веку, к древнему княжескому роду Орбелянов. Наиболее известные представители семьи — три сына Абгара Орбели и Варвары Аргутинской-Долгорукой.
Рубен Абгарович Орбели (1880—1943) — юрист по образованию, профессор, один из основоположников подводной археологии (гидроархеологии) в СССР.
Леон (Левон) Абгарович Орбели (1882—1958) — физиолог, ученик и последователь И. П. Павлова, вице-президент АН СССР (1942—1946), академик АН Армянской ССР (1943), АМН СССР (1944), заслуженный деятель науки РСФСР (1934), Герой Социалистического Труда (1945), генерал-полковник медицинской службы. В 1956 году организовал и возглавил Институт эволюционной физиологии имени И. М. Сеченова АН СССР.
Иосиф (Овсеп) Абгарович Орбели (1887—1961) — востоковед, общественный деятель, академик АН СССР (1935), основатель и первый президент АН Армянской ССР (1943—1947). В 1934—1951 годах — директор Государственного Эрмитажа, заведующий Ленинградским отделением института народов Азии АН СССР (1956—1961).
Улица имени братьев Орбели есть и в Ереване, и в Санкт-Петербурге.
Кечарис
Монастырь находится в городе Цахкадзор, на склоне Памбакского хребта. На территории комплекса расположены четыре церкви и множество древних надгробий.
Строительство монастыря, основанного в XI веке князьями Пахлавуни, продолжалось до середины XIII века.
В XII—XIII веках монастырь с действовавшей при нем школой был одним из крупных духовных и просветительских центров Армении. Во второй половине XIII века он перешел к княжескому дому Прошянов.
