Рубикон-65

Сегодня никого не удивляет, что в Ереване есть музей и мемориал жертвам Геноцида армянского народа, что об этом событии написаны тысячи книг, и тема эта регулярно поднимается в газетах, по радио и телевидению. Трудно представить, что когда-то в СССР всякое публичное упоминание о Геноциде было практически невозможно, а непубличное — опасно. Так было до 24 апреля 1965 года.

24 апреля 1965 года стало поворотным пунктом в новейшей армянской истории — величайшая трагедия народа перестала наконец быть запретной темой. Что же произошло? Почему после десятилетий замалчивания впервые на государственном уровне был отмечен День памяти жертв геноцида армян в Османской Турции и началось строительство мемориала?

Некоторые считают основной причиной снятия табу «круглую» дату — в 1965-м было 50-летие этих трагических событий. Однако до этого было 40-летие, 30-летие... А тема оставалась под запретом. По прошествии стольких лет можно назвать две основные причины. С одной стороны, это консолидация армянских диаспор, ядро которых составляли дети армянских беженцев, получивших образование и осознающих свои права, требующих международного признания и осуждения преступления. С другой стороны, советский режим после Сталина несколько смягчился. Начался короткий период в жизни советского государства, который тогда поэтически был назван «хрущевской оттепелью». Появилось, как теперь говорят, «окно возможностей». Однако этих предпосылок было бы недостаточно, если бы «в нужном месте и в нужное время» не появился человек, взявший на себя самое главное — инициативу.

Речь идет о Якове Никитовиче Заробяне, являвшемся в то время первым секретарем ЦК Коммунистической партии Армении, фактическим руководителем республики. Скорее всего, если бы он не предпринял активных шагов по организации мероприятий в честь траурной даты или подошел бы к этому вопросу формально, то «окно возможностей» закрылось бы еще как минимум лет на 25.

Задача, которую Заробян поставил перед собой, была в условиях тогдашней действительности совершенно немыслимой, поскольку при этом затрагивались основы внешней политики СССР и его идеология. Необходимо было выйти за стандартные рамки компетенции первого секретаря ЦК компартии союзной республики. Более того, сама постановка подобного вопроса перед Москвой была чревата для Якова Заробяна большими неприятностями, риском для его карьеры и безупречного послужного списка. Многие члены Президиума ЦК КП Армении скептически и очень настороженно относились к идее проведения официальных мероприятий в связи с Днем геноцида, опасаясь инцидентов и последующих санкций со стороны Москвы, ведь существовала реальная опасность выхода процесса из-под контроля властей.

Надо сказать, что решение отметить 50-летнюю годовщину Геноцида было не каким-то единичным всплеском патриотизма, а элементом общей политики Заробяна, политики Армянской ССР начала 60-х годов, направленной на укрепление культурной идентичности, восстановление единства армянского народа. Это был, может быть, самый заметный шаг на пути преодоления тридцатилетней политической и культурной изоляции Армянской ССР от мировой армянской диаспоры. Надо также иметь в виду, что для Якова Заробяна события 1915 года не были чем-то отвлеченным — его семья во время геноцида бежала из города Артвин в Западной Армении. Долгие годы они скитались как беженцы. Все детство и юность Заробяна были полны лишений. Не выдержав тяжелых условий жизни, умерли его отец и старший брат...

Весной 1964г. Яков Заробян, не вняв доводам скептиков, начал подготовку к проведению Дня Геноцида. Для осуществления официальных мероприятий необходимо было добиться согласия Центра в форме соответствующего решения Президиума ЦК КПСС (так тогда называлось Политбюро). Было проведено несколько совещаний в ЦК КП Армении с участием ведущих историков и представителей интеллигенции, подготовлены убедительные справки для руководства в Москве. Яков Никитович несколько раз встречался с Никитой Хрущевым (он возглавлял ЦК КПСС до 14 октября 1964г.), Леонидом Брежневым, министром иностранных дел Андреем Громыко и главным идеологом партии, секретарем ЦК КПСС Михаилом Сусловым.

Громыко опасался недовольства турок, с которыми в тот период были установлены хорошие отношения на государственном уровне, особенно после того как Советский Союз в 1953 году от имени Армении и Грузии официально отказался от территориальных притязаний к Турции. Особенно трудно было убедить Суслова. Он видел в предложении Заробяна разжигание национализма и покушение на идеологические догмы. Такого же мнения, в принципе, придерживался и осторожный Анастас Микоян. Громыко, в конце концов, согласился с предложениями Заробяна с условием, что в процессе проведения мероприятий не будет подниматься территориальный вопрос. При этом всю ответственность за недопущение эксцессов руководитель Армении взял на себя. Одним из основных аргументов Заробяна в переговорах с высшими партийно-государственными деятелями Кремля был фактор влиятельной армянской диаспоры. Ему удалось убедить их в том, что, идя навстречу чаяниям армянского народа, СССР приобретает политическую поддержку армянской диаспоры, а в противном случае в ней будут усиливаться антисоветские настроения.

13 ноября 1964г. Президиум ЦК КП Армении по докладу Я.Заробяна одобрил подготовленный текст письма «О мероприятиях в связи с 50-летием массового истребления армян в 1915 году», которое отправили в Москву. Было предложено, кроме установки в Ереване мемориала жертвам Геноцида 1915г., издать книги, опубликовать статьи, подготовить радио- и телепередачи, провести на государственном уровне в Ереване собрания представителей общественности. Практически все это было осуществлено. В феврале 1965г. правительством Армянской ССР был подготовлен проект постановления о сооружении мемориала памяти жертвам Геноцида. 15 февраля 1965г. этот проект одобрил Президиум ЦК КП Армении. Был объявлен конкурс на лучший проект памятника. Конкурсные макеты памятников были выставлены в Доме архитекторов на всеобщее обозрение. Конкурс объявлялся два раза. Специальная комиссия отобрала лучший проект, и началось его строительство.

Заробян приложил много усилий, чтобы отмечаемое событие нашло отражение в центральной прессе, в газете «Правда» — органе ЦК КПСС. Это было очень важно, поскольку придавало мероприятиям всесоюзный масштаб. Должна была быть напечатана статья академика М.Нерсисяна о Геноциде армянского народа. Статья «Геноцид — тягчайшее преступление перед человечеством», однако, вышла в совершенно выхолощенном виде. У академика Нерсисяна появился соавтор — некий доктор юридических наук К.Ушаков. От первоначальной статьи Нерсисяна осталась лишь пара абзацев. В «Правде» говорилось, в основном, о геноциде вообще, о преступлениях американцев во Вьетнаме, о расовой дискриминации в ЮАР, о политике португальских колонизаторов в Анголе, Мозамбике, Гвинее и... об успехах социалистической Армении в семье братских народов СССР. Попытка поддержать мероприятия через центральную прессу обернулась очередным советским фарсом.

Естественно, инициатива властей Армении не могла быть безразлична широким массам. Людям стало известно, что по требованию Москвы вопрос территориальных требований к Турции не будет затрагиваться. В Ереване — в вузах, на предприятиях — распространялись анонимные листовки с призывом принять участие в митинге протеста на площади Ленина 24 апреля. Многие молодые люди вообще впервые узнавали подробности трагедии полувековой давности. Помимо событий 1915 года, молодежь волновали проблемы Нагорного Карабаха и Нахичевана, а также репатриация армян из-за рубежа. Одним из факторов, способствующих организации митинга протеста на площади, было и то, что собрание в Театре оперы и балета было сугубо государственным мероприятием — широким массам там, естественно, не нашлось места. Многие десятки тысяч людей чувствовали некую изолированность, невовлеченность в происходящее.

Утром 24 апреля на центральной площади им. Ленина (ныне — площадь Республики) собралось несколько десятков тысяч человек и начался несанкционированный властями митинг молодежи. К собравшимся обратились представители творческой интеллигенции, пытаясь убедить демонстрантов разойтись. Но их призывы не были восприняты, а некоторые выступавшие были даже освистаны. Обстановка была крайне напряженной, существовала опасность выхода ситуации из-под контроля. Попытка милиции рассеять митинг, требование разойтись не дали результата — многотысячная толпа села на асфальт, демонстрируя свое безразличие к органам правопорядка. Затем демонстранты двинулись по улицам города, скандируя патриотические лозунги. Так как никаких насильственных или хулиганских действий митингующие не предпринимали, власти тоже заняли выжидательную позицию.

Примечателен диалог зампредсовмина Алексана Киракосяна с академиком Ашотом Ованисяном, происшедший в тот день:
— Ашот Гарегинович, молодежь никак не успокаивается...
— А у них есть оружие?
— Какое еще оружие?!
— Раз нет оружия, значит нечего и беспокоиться. Безоружные — это как церковь без колоколов... Надо просто успокоить их, объяснить... Вся эта нервозность оттого, что еще живо поколение, прошедшее через ужасы резни, и мы сейчас как открытую рану тронули...

В этой сложной обстановке вечером в помещении Оперного театра должно было состояться официальное собрание представителей общественности, посвященное памятной дате. К началу собрания демонстранты подошли к зданию Оперного театра, требуя пропустить их внутрь. Кто-то из толпы метнул в двери фойе камни, посыпались осколки стекла, поранив нескольких человек. Толпа напирала. Милиция попыталась утихомирить демонстрантов струей воды из брандспойта, но это не помогло. В конце концов, возбужденные демонстранты ворвалась в помещение Оперного театра и в зал, скандируя: «Земли, наши земли!» Призывы присутствовавшего в зале Католикоса Всех Армян Вазгена I к спокойствию не возымели действия — официальное собрание было сорвано вскоре после его начала.

Руководство республики перешло в соседнее помещение — Филармонию — и там в кабинете директора началось совещание по вопросу, какие предпринять действия в создавшейся ситуации. Звучали разные мнения, двое членов Президиума ЦК предложили ввести в город войска. Командующий расположенной в Армении 7-й армии генерал-полковник Давид Драгунский высказался против этого и заявил, что ввод войск в город возможен только по приказу Министра обороны СССР. Заробян подвел итог совещания, заявив, что не будет использовать войска против собственного народа. Но в воздухе по-прежнему висел вопрос: какова будет реакция Москвы? Особенно тяжело переживал это, конечно, Яков Заробян, ведь разрешение на проведение мероприятий было дано под его личную ответственность. Однако благодаря его выдержке и взвешенному подходу события все-таки не вышли из-под контроля республиканской власти, управление ситуацией не было взято на себя Москвой, как это обычно практиковалось в подобных случаях.

Следует напомнить, что в то время советская система реагировала на подобные вещи очень жестко и по более безобидным в глазах кремлевских руководителей поводам. Достаточно вспомнить расстрел митингующих рабочих Новочеркасска в июне 1962г. Местная власть в городе была отстранена от управления, и решения принимали присланные из Москвы члены Политбюро — Козлов и Микоян. Через несколько месяцев после событий в Новочеркасске прошел ряд судебных процессов. Участников демонстрации судили как «антисоветские элементы», а события официально представили как «бунт уголовников», бесчинства «банд хулиганов».

В связи с событиями у Оперного театра в Ереване тоже было оперативно задержано несколько десятков человек. Однако все они отделались легким испугом, ибо их действия были квалифицированы как мелкое хулиганство, а не как-то иначе. Москва требовала осудить тысячи людей, устроить показательные процессы, но к чести властей Армении, эти требования были фактически проигнорированы. Уже к полудню 25 апреля Оперный театр вычистили, стекла вставили, и, когда через день приехала специальная комиссия из Москвы, уже не было никаких следов происшедшего.

Конечно, руководство Армении не могло не дать политической оценки событиям 24 апреля. Через четыре дня Президиум ЦК КП Армении принял документ «О фактах беспорядков, имевших место 24 апреля 1965 года в городе Ереване». Это документ на шести листах, явно «для внешнего потребления». Вначале приведено описание событий этого дня, причем в очень мягкой форме. Затем следует критическая оценка деятельности отдельных парторганизаций, можно сказать, «в классической форме». К примеру, критика выглядела так: «Ереванский горком и горрайкомы партии не проявляют высокой требовательности к первичным парторганизациям, ректоратам и коммунистам учебных заведений, руководителям предприятий и учреждений за морально-политическое состояние и воспитание членов коллектива, в особенности молодежи». Документ содержит также самокритику. Отмечено, что «Президиум ЦК КП Армении допустил ряд серьезных упущений в деле организации подготовки и проведения мероприятий, связанных с датой 24 апреля, выразившихся в неполном учете всей сложности и особенностей проведения этой важной политической работы». Постановляющая часть решения под стать вводной. Персонально практически никто не был наказан.

Самое «суровое» наказание получил министр охраны общественного порядка: «Указать министру охраны общественного порядка тов. Арзуманяну на необеспечение им должной охраны здания Театра оперы и балета, где происходило собрание представителей общественности города Еревана». Для «участников беспорядков» и органов власти республики на этом все и закончилось. Если не считать, что через несколько месяцев Яков Заробян все же был отстранен от должности и переведен в Москву на другую работу.

Через два года, 29 ноября 1967г. на холме Цицернакаберд в Ереване в торжественной обстановке был открыт мемориал памяти жертв Геноцида. Открывал памятник уже следующий Первый секретарь ЦК КП Армении — Антон Кочинян. Как всегда, идеологи попытались совместить несовместимое — памятник открыли в день 47-й годовщины установления Советской власти в Армении. В последующие годы было сделано еще несколько важных шагов — Карен Демирчян, тогдашний руководитель республики, смог утвердить официальное возложение венков 24 апреля к вечному огню мемориала и минуту молчания. Но тогда, в 65-м, произошло главное — плотина официального молчания была прорвана, и история одной из величайших трагедий XX века стала достоянием широкой общественности, были начаты научные исследования, изданы книги и документы о событиях 1915 года, а данный факт наконец-то обрел свое место в школьных учебниках истории армянского народа. И еще: это был тот редкий случай, когда власть и народ, хоть и с разных позиций, делали одно общее дело. И сделали.

Журнaл «Ереван», N4, 2006