19 декабря 2013, 10:24
2592 |

Авантюрист высокого полета

Журналист и психолог, преподаватель и радиоведущий, писатель и даже, как выяснилось, кинорежиссер Владимир Шахиджанян имеет полное право на титул живой легенды. В те времена, когда в СССР «секса не было», он стал одним из первых популяризаторов идеи здоровой гармоничной сексуальности и призывал к толерантности по отношению к секс-меньшинствам. Сегодня 70-летний Шахиджанян, бодрый и полный замыслов, учит всех желающих компьютерной грамотности, призывает к отказу от курения и верит в будущее традиционной семьи.

Владимир Владимирович, в свое время ваша книга «1001 вопрос про ЭТО» имела колоссальный успех. С тех пор сексуальная грамотность в обществе повысилась?
— Конечно. Когда-то мою книгу, несмотря на 3-миллионный тираж, спекулянты продавали из-под полы. А сейчас и книг, и фильмов на эту тему — сколько хочешь. Тут ко мне вчера приходил один российский порнограф, хотел, чтобы я посмотрел его «работы». А мне лень. Я в свое время вдоволь насмотрелся этих фильмов, когда делал экспертные заключения по материалам, отобранным на таможне у советских деятелей культуры и искусства, возвращавшихся из заграничных командировок. И мы с Ароном Исааковичем Белкиным всю эту порнуху определяли, естественно, как эротику. Иначе было нельзя, ведь людей могли за это посадить.

С Юрием Никулиным во время работы над книгой «Почти серьезно...»С Юрием Никулиным во время работы над книгой «Почти серьезно...»

Вы закончили факультет журналистики МГУ, а в какой момент начали заниматься психологией?
— С Ароном Белкиным меня познакомил известный психиатр Виктор Шкловский, который жил со мной в одном доме. Это было в 1970 году. Лаборатория Белкина как раз начала заниматься проблемами транссексуализма и смены пола, и я включился в это. Стал помогать как журналист: проводил собеседования с пациентами, писал истории болезней, готовил публикации. Позже прошел там аттестацию как психолог.

Как вообще эта тема возникла в СССР?
— А вот как. Забирают женщину в психушку после попытки самоубийства. И там выясняется, что она считает себя мужчиной. До поры до времени подобные случаи вызывали только вопли возмущения: это что же такое? Девочка хочет быть мальчиком, мальчик хочет быть девочкой, этак мы до чего дойдем?! А потом, когда научились делать более тонкие анализы, смотрят, а у пациентки-то хромосомный набор не женский, а мужской. И тогда некоторые врачи начали задумываться: а не стоит ли этим больным, ну для начала хотя бы в порядке исключения, делать операции по изменению пола? Ведь во всем остальном эти люди были совершенно нормальными.

С Дмитрием ШостаковичемС Дмитрием Шостаковичем

С гомосексуализмом тоже была отдельная история. Ведь по старому советскому Уголовному кодексу он считался преступлением, по этой статье сажали и очень часто использовали ее для расправы с неугодными людьми. Их направляли на психиатрическую экспертизу. И психиатры давали заключение: это болезнь, а за болезнь сажать нельзя, давайте ее изучать. Только в 1992 году Всемирная организация здравоохранения вычеркнула гомосексуализм из списка психических заболеваний. Голосование прошло с перевесом всего в один голос, и, что любопытно, голос этот принадлежал советскому психиатру.

Каким образом у вас, молодого человека, выросшего в Советском Союзе, уже в те времена было такое либеральное отношение к проблемам сексуальных меньшинств?
— Я сформировался под влиянием исключительных людей. К примеру, я был очень близок к семье Григория Львовича Рошаля (известный советский режиссер — ред.), можно даже сказать, воспитывался в ней, а там на эту тему говорили, правда, часто в очень печальном контексте: «Слышали, такого-то посадили?» — «А за что?» — «Да ни за что. За гомосексуализм». В какой-то момент я спросил, что это такое, и мне спокойно объяснили.

Вообще, мне очень повезло с этим знакомством. С детских лет я видел у Рошалей таких людей! Шостаковича, Мравинского, Черкасова, Сарьяна… Но все это уже потом, после окончания войны. А родился я за год до ее начала, в Ленинграде, и чудом пережил блокаду.

Вы что-нибудь помните о тех годах?
— Мне сложно отделять свои воспоминания от рассказов взрослых. Но что-то я, конечно, помню до сих пор. Помню, как крысы бегали по моей кровати. А спустя некоторое время перестали бегать, потому что всех крыс в городе съели. Помню, как плакала мама, потому что каждое утро мы с ней могли не проснуться. Думаю, что только я поддерживал в ней силы ежедневно бороться за существование, а она спасала меня, кроху. Детства у меня не было. Первые 5 лет своей жизни я ничего не знал о жизни. Никогда не видел ни животных, ни растений, даже карандаша в руках не держал. Мы с мамой на улицу первый раз вышли, только когда блокаду сняли. Что такое лес, мне в школе объяснили. И учился я поначалу с большим трудом. Дети, вернувшиеся из эвакуации, были другими, им учеба давалась легко. А учеников, переживших блокаду, в нашем классе было всего двое. Я и еще один мальчик.

Кто были ваши родители?
— Моя мама Тереза Герасимовна Шахиджанян, очень красивая и умная женщина, происходила из древнего карабахского рода. Ее брат Левон Шахиджанян был физиологом, он тесно дружил с другим Левоном — Орбели. Моя тетка, мамина старшая сестра, была инженером, занималась конструированием плотин. Тоже очень красивая женщина. Но одного ее возлюбленного расстреляли, а другой эмигрировал в Париж. Еще у нас был родственник в Армении — Сурен Шахиджанян, виолончелист. Своего отца я не знал. Я Шахиджанян по матери. Мама так и не сказала мне, кто он, даже умирая. А у меня не хватило духу ее спросить. Но в 12 лет я познакомился с Григорием Рошалем, замечательным человеком, который оказал на меня большое влияние. В каком-то смысле он, наверное, занял пустующее место, на котором должна была находиться отцовская фигура. Помню, я даже очки начал носить, как он, пытался подражать его манере разговора, жестикуляции...

С Шарлем АзнавуромС Шарлем Азнавуром

Не хотелось последовать по его стопам и стать кинорежиссером?
— Еще как хотелось! Я дважды поступал во ВГИК, но оба раза безуспешно. И все-таки в 40 лет я снял фильм, так что моя мечта в какой-то степени сбылась. Причины непоступления во ВГИК — особый разговор. Тут, разумеется, сказалось и мое знакомство с правозащитником Александром Гинзбургом, и то, что я был дружен с семьей Рошалей…

У вас какое-то совершенно невероятное поле деятельности.
— Видите ли, я по натуре — авантюрист. И всегда жил на сломе. Война, Победа, смерть Сталина, ХХ съезд… Потом строили коммунизм, потом проводили перестройку... И кем я только не работал! Был киномехаником, пионервожатым, рабочим на заводе «Вибратор», полгода протрудился водителем такси, преподавал в школе обществоведение, не имея высшего образования, вел рубрику о сексе в журнале «Советский воин»…

Шокировали советских людей, рассказывая им про гомосексуализм…
— Да чего про него рассказывать? Геи были, есть и будут всегда. Примерно 4% населения. Это не болезнь, человек таким рождается. Но я думаю, что через какое-то время медицина будет способна помочь тем из них, кто не захочет оставаться в меньшинстве. Уже сейчас существуют и психологические методики, и медикаментозные.

Но вроде бы геи не слишком стремятся изменить свою ориентацию, не так ли?
— Они очень страдают. Андре Жид был прав, когда говорил: «Покажите мне счастливого гомосексуалиста, и я покажу вам веселенький труп».

А вы можете показать на 100% счастливого гетеросексуала?
— Им гораздо легче, у них счастье все-таки бывает. А что касается геев... Я часто шучу, что чем дольше я «занимаюсь гомосексуализмом», тем меньше его понимаю.

С Олегом Табаковым и Еленой ХангойС Олегом Табаковым и Еленой Хангой

В мире сейчас просматриваются две тенденции. Первая — либеральная. Где-нибудь в Париже или Лондоне люди уже привыкли к гомосексуальным парам и воспринимают их как должное. Вторая тенденция — жестко-консервативная. В Саудовской Аравии казнят не только за гомосексуализм, но и за супружескую измену. Какая из этих тенденций, на ваш взгляд, победит?
— Никакая. Развитие будет идти по спирали. Чаша весов будет склоняться то в одну, то в другую сторону. В истории человечества все уже было.

И все-таки впервые в истории целый ряд стран разрешил гомосексуальные браки.
— Это вопрос исключительно юридический. Есть пара, они живут вместе, но в случае смерти одного из них — никаких прав на наследство… Все-таки это не брак. Правильнее было бы употреблять какое-то другое слово — союз, например. Брак — это супружество между мужчиной и женщиной, это дети.

Кстати, каковы, на ваш взгляд, перспективы традиционной семьи в современном мире?
— Я надеюсь, что традиционная семья будет только крепнуть.

Вот как?
— С семьей человеку спокойнее, психологически комфортнее. От семьи мы никуда не денемся. К тому же общество постарается сделать все для того, чтобы семья продолжала существовать. Это выгодно для страны.

И все-таки создается впечатление, что старая схема закачалась.
— Она восстановится. Людям снова захочется иметь крепкую семью. Все мечтают о стабильности. Надеюсь, что со временем, когда мы решим материальные проблемы, традиция снова возьмет свое. А новая сексуальная культура научит нас не воспринимать измену в интимном плане как трагедию, катастрофу… Измена измене рознь: можно не вступать ни в какие личные контакты и изменять любимому человеку, все время думая о другом, мысленно быть с другим. Это гораздо хуже, чем тот или иной телесный контакт, который можно простить.

Хотите сказать, что женщины в этом плане будут уравнены с мужчинами?
— Непременно. И, уверен, семья станет стабильнее и спокойнее.

И когда, вы думаете, это случится?
— Лет через 40—50.

А какие рекомендации вы можете дать, пока этот золотой век не наступил?
— Я знаю, что каждый мужчина и каждая женщина могут прийти к полной сексуальной гармонии, если научатся слышать и чувствовать друг друга, идти друг другу навстречу. О сексуальности нельзя забывать. Ведь она рождается и умирает вместе с нами. И очень помогает сохранять бодрость и жизнелюбие как мужчине, так и женщине, причем в любом возрасте. А самое главное — жить надо интересно, все время толкать себя вперед, осваивать новые виды деятельности. Я впервые сел за компьютер, когда мне было 57 лет. Было так страшно, что я даже вспотел. Мне казалось, что там, в системном блоке, живут маленькие человечки… Но ничего, освоил.

Сейчас вы, насколько мне известно, довольно активно работаете в интернете?
— Когда-то я написал и издал маленькую книжку «Соло на пишущей машинке». И по ней многие научились печатать слепым десятипальцевым методом. А потом мне начали писать письма — давайте, мол, создадим компьютерную программу. Я ввязался в это дело, долго искал фирму, которая сможет за это взяться, не нашел и решил сделать все сам. Теперь у меня есть фирма «Эргосоло» и сайт «Набираем.Ру», на котором можно учиться печатать в режиме онлайн. Параллельно можно пройти еще два курса: «Учимся говорить публично» и «Гимнастика души». К тому же это еще и способ познакомиться с серьезными и интересными людьми, объединенными общим делом.

Я действительно хочу всех людей научить набирать слепым десятипальцевым методом, чтобы они экономили время, энергию, силы, наконец, берегли зрение. Кем бы человек ни работал, если он использует компьютер, ему это нужно.

Вы невероятно молоды и энергичны в ваши 70. У вас есть какой-нибудь секрет?
— Конечно, есть. Я часто повторяю, что человек — это возможность, а жизнь — это творчество. Планку себе надо ставить высоко и всегда стремиться ее достичь. Не стоит удивляться ударам судьбы и катаклизмам. Они в порядке вещей. Вам плохо? Помогите тому, кому еще хуже. Тогда, может быть, в трудный момент помогут и вам. И не надо быть как все. Будьте сами собой, живите по своим принципам, ведь у нас даже отпечатки пальцев разные. И еще, очень прошу вас, пожалуйста, не курите. Люди даже не представляют, какой вред наносят себе курением. Я знаю, о чем говорю. Я курил 55 лет, но теперь бросил. И вам помогу, если захотите.

Журнaл «Ереван», N12, 2010

Еще по теме