07 декабря 2013, 10:41
3162 |

Расстрелянные боги

Казалось бы, время, подобно сильному ветру, давно развеяло над землей прах поверженных языческих кумиров. Теперь они напоминают о себе лишь памятниками времен детства человечества и статьями в исторических исследованиях. И тем не менее, согласно данным недавно проведенного соцопроса, 13% респондентов назвали отказ от язычества одной из главных ошибок в истории Армении. О психологической подоплеке этого результата — доцент кафедры зарубежной литературы ЕГУ, психолог Натали Гончар-Ханджян.

Есть мнение, что «мы потеряли несколько веков государственности из-за отказа от язычества и принятия христианства».
— Оценка эта неадекватна как с исторической, так и с других точек зрения. Причем это мнение (часто на обывательском уровне) бытует не только среди армян. Например, в России также наблюдается определенный интерес к славянскому язычеству. Это заметно и по множеству клубов исторической реконструкции, и по массе изданий, авторы которых пытаются убедить читателя (а может быть, и самих себя) в том, что сила и правда — в возвращении к язычеству как к некой «золотой поре» в развитии нации. Есть у нас люди, которые рассуждают так: во времена царя Тиграна II Армения была великой, простиралась от моря до моря, мы придерживались язычества, поэтому имели сильное государство. Но если следовать подобной логике, то как мотивировать восстановление армянской государственности в XX, христианском, веке?! Эта «логика» перестает работать, если сравнить границы языческой Руси времен князя Владимира и нынешние. Похоже, что в случае с появившимися сегодня у нас адептами язычества мы имеем дело с таким психологическим фактором, как экстернальный локус контроля. Люди, которым он присущ, склонны объяснять все внешними обстоятельствами и возлагать ответственность на них. Для носителей же христианской идеи характерен противоположный тип с интернальным (внутренним) локусом контроля, предполагающий свободу выбора и чувство ответственности за него.

Не кроется ли за всплеском сегодняшнего «неоязычества» ностальгия по красочным языческим ритуалам, связанным с сонмом богов? Недаром эпоха античности окутана романтическим флером.
— Этот «флер» при ближайшем рассмотрении неоднозначен. Если древний грек обращался к своим богам с гордо поднятой головой, широко раскинув руки, словно растворяя свой микрокосм в макрокосме Вселенной, если он вступал в переговоры с ними (порой ведя откровенный торг), если для него были возможны даже любовные альянсы с богами (одна история Зевса с Ледой чего стоит!), то римлянин входил в храм с трепетом, покрыв голову, и молился, не смея поднять глаза. Как бы то ни было, но и тогда лучшие умы и философы искали Истину, порой предвосхищая в своих поисках идею единобожия. Уже в I столетии до нашей эры Вергилий предсказывал наступление «золотого века» и «рождение божественного младенца». В каждой эпохе, в каждой культуре есть своя красота и жестокость, суровость и мягкость, своя мораль, определяющая границы добра и зла. Безусловно, была она и в язычестве. Причем переменчивая и подчас приспособлявшаяся к интересам ее носителя. С христианством люди обрели нравственную основу и идеал, залог спасения и обретения вечной жизни — в твердой вере и духовном уподоблении пострадавшему за людей Сыну Божьему. Конечно, материально, плотски ориентированному человеку удобнее и легче не руководствоваться заповедями, выполнение которых требует приложения сил и постоянного самоконтроля, а провозглашать возврат к языческой «свободе», обставляя его как возврат к самоидентичности и национальным корням. Это достаточно тревожное проявление духовной «толерантности» для представителей народа, из которого многие и многожды, в том числе и во время Геноцида 1915г., предпочли смерть отречению от веры.

Так в чем же причина и где предел такой «толерантности»?
— Возможно, дело в раздвоенности, расщепленности личности. А если рассматривать эту проблему через призму структурной модели по Фрейду, то это попытка животного, плотского начала — Ид — взять верх над Эго в обход Супер-Эго. В человеке происходит контаминация, смешение начал. Отсюда и присутствие языческих поведенческих атавизмов. В этом контексте можно говорить о том, что многим свойственно заменять формальной ритуальностью и обрядовостью истинное соответствие. Порой доходит до комических ситуаций. Например, компания собирается в казино весело погулять и вдруг одна из присутствующих дам объявляет за столом, что мяса она есть не будет, поскольку соблюдает пост. На что ей резонно задается вопрос: а что она в таком случае делает в казино? Восприятие поста и церковных праздников как модного тренда свойственно не только определенной части армянского общества. Оно распространено на всем постсоветском пространстве, освобожденном от официально постулируемого безбожия. Модным быть легче, чем праведным. Другое дело, что Армения все-таки меньше других стран подвержена внешним идеологическим влияниям, несмотря на непростое географическое положение в том числе. И мне кажется, что предел нашей духовной толерантности очерчен нашим традиционализмом и тем, что Церковь в течение веков выполняла функцию объединения нации, в каком-то смысле ментально восполняя и временную утрату независимой государственности. Традиционализм армян их защищает. Трудно представить, чтобы в Армении произошло нечто подобное тому, что мы можем наблюдать в некоторых европейских странах, где какие-то священники благословляют однополые браки. Ничего общего эти люди с христианством не имеют. Это следствие той самой «толерантности», которая для нас просто неприемлема. Какой бы научный, политический или психологический базис под это не подводился.

Наверняка у жителей Содома и Гоморры тоже были свои «теоретический базис» и «культурологический тренд»...

— ...которые и были уничтожены огнем. Винтаж, мода на старое безобидны, если речь идет об одежде. Язычество, при всей своей ритуальной аттракции, идейно устарело. Оно, конечно же, часть нашей исторической и культурной памяти, древние истоки цивилизации. Но не те, к которым стоит возвращаться и пить из них. Идолопоклонство в любых его проявлениях преодолевалось и преодолевается человечеством. Царство Божие — внутри нас. В одном из сочинений Борхеса образы языческих богов являются ему во сне: «Они хитры, слепы и жестоки, как матерые звери в облаве, и дай мы волю страху или состраданию, они нас уничтожат. И тогда мы выхватили по увесистому револьверу (откуда-то во сне взялись револьверы) и с наслаждением пристрелили богов».

«Пристрелить» миф во сне, наверное, легче, чем в действительности избавиться от язычника в себе?
— Я приведу слова из письма выдающегося русского мыслителя академика Дмитрия Лихачева к моей матери Наталье Гончар: «Иногда мне кажется, что, если бы не было границы и был бы построен фуникулер, Арарат перестал бы быть богом. Арарат — бог, и это не мешает мне верить в единобожие. Есть много языческих богов, и я во всех них верю как христианин, и я прощаю им. Они не соперники Единому (который — ред.) выше их всех. Судьба отдалила Арарат от армян, как она сделала недоказуемым бытие Бога. Тут и там необходима отдаленность».

Справка
Одна из самых известных попыток возродить языческие культы была совершена в IVв. н.э. римским императором Флавием Клавдием Юлианом, вошедшим в историю как Юлиан Отступник. Он провозгласил себя высшим жрецом новой религии, которую попытался создать из обломков старых языческих верований. Автор трактата «Против христиан» Юлиан был убежден, что каждый народ должен иметь своего национального бога, а также чтить бога-солнце. За 2 года правления (361—363гг.) ему удалось восстановить множество языческих храмов и даже переманить на свою сторону некоторую часть номинальных христиан. По свидетельству епископа Феодорита Кирского (Vв. н.э.), последними словами смертельно раненного в бою с персами Юлиана были: «Ты победил, Галилеянин!»

Журнaл «Ереван», N6-7, 2007

Еще по теме