Место особого значения

Анна Лоренц ^| Айк Мелконян

Есть места не просто красивые или интересные. У них какой-то свой способ воздействия на человека, включающий, но никак не ограничивающийся воздействием на известные пять чувств. Они в равной степени притягивают и пугают. Причем именно в этой последовательности, при которой невозможно ни уйти, ни остаться навсегда. В Арцахе такое место особого значения — монастырь Дадиванк.

Пару лет назад я ехала в Дадиванк впервые и налегке. Знала только, что «Дади — один из тех семидесяти, кто пошел по приказанию святого Тадея (Фаддея) в северные края Великой Армении, пал от руки Абгара, был привезен и похоронен в Малом Сюнике, и на (этом) месте был построен монастырь и назван Дади по его имени». Так пишет в своей «Хронике» средневековый армянский автор Микаэл Асори. Умер Дади на самой заре христианской эры — во второй половине I века. Первая же, самая древняя церковь монастыря была построена на месте могилы Дади в IV веке, уже после официального принятия Арменией христианства. А уже в V веке Дадиванк стал епископской резиденцией.

Сейчас я еду туда уже во второй раз и знаю, чего ждать. Это пугает. Боюсь не испытать снова, а значит, потерять, погубить и то, что уже было. Но нет. Машина остановилась, мы встали лицом к лицу и узнали — каждый себя и друг друга.

***

Он похож на покинутый город. Эти стены сохранили не только память о своем назначении, но и чувство собственной значимости. Иначе не объяснишь, почему я вошла на территорию монастыря именно через арку, оставшуюся от парадных ворот, в то время как на обозримом пространстве нет даже остатков монастырской стены.

Первым делом, конечно, иду к колокольне, построенной в XIII веке епископом Саргисом, сыном князя Ваграма из рода Допянц. Бывшей колокольне. Много веков назад она была перестроена и стала вместилищем для двух хачкаров. Каких хачкаров! «…Нигде, ни в каком монастыре не имеют (они) себе равных», «если они и не самые лучшие среди подобных памятников, то невозможно указать на другие, более совершенные», — писали о них специалисты. По преданию, узор этот взят с вышивок княгини Хачена Арзу-Хатун. Вьется под пальцами тончайшая каменная нить — не все, что тонко, рвется.

***

Впрочем, вклад княгини в чудо Дадиванка кружевами к хач­кару не ограничивается. Надпись на стене соборной церкви Арзу-Хатун (1214 г.) — центра архитектурного комплекса мона­стыря — гласит: «Благодатью всемогущего Бога-Отца и едино­родного Сына Его Иисуса Христа и дарением Наисвятейшего Духа я, покорная слуга Христа Арзу-Хатун, дочь князя князей великого Курда и супруга владыки Атерка и всего Верхнего Хачена цареродича Вахтанга, с великим упованием построила святой собор на месте могилы мужа моего и детей моих…»

Всего несколько шагов отделяют век тринадцатый от первого. Кровля мартириума, где находится могила Дади, разрушена, и стены похожи, скорее, на ограду. Посередине, на недавно вы­ложенной, уж очень ровненькой кладке, высится надгробие — простая, грубо отесанная каменная плита с выбитыми на ней крестами. Это тоже хачкар. Тринадцать веков веры и терпения понадобились, чтобы научиться плести каменное кружево.

***

В притворе-часовне епископа Григора сыро. Кажется, с того самого XIII века, когда ее построили. Это было время расцвета монастыря — Дадиванку принадлежали сады, пастбища, деревни... Тут и гостиницы были, и мастерские, и книгохранилище. Говорят, в некоторых из замурованных в стены для лучшей акустики кувшинах в разное время находили припрятанное епископами золото.  Что ни говори, а даже здесь, должно быть, люди гибли не только за веру.

***

Спускаюсь по небольшому холму, мимо пустующих ке­лий. Это самые интересные, по мне, постройки в любом монастыре — хозяйственные. Сворачиваю, перепрыгиваю, спотыкаюсь и… оказываюсь в черной яме. За пару минут глаза привыкают к темноте, и я понимаю, что стою лицом к стене, на которую беспорядочно налеплены маленькие камешки. Каждый — материализация какого-то желания. Загадываешь, подносишь к стене — если прилипла, испол­нится. И, что интересно, прилипает. Невольно задумыва­ешься: из чего эту смесь для штукатурки изготавливали?

А в соседнем помещении до реставрации чуть не из-под потолка торчала глиняная труба. Сейчас ее уже нет. А вот внушительных размеров бассейн под ней сохранился. Из него такие же трубы ведут в три врытых в землю караса (большие глиняные кувшины). «Баня», — подумала я, уви­дев все это впервые. Но потом из книг и расспросов узнала, что здесь готовили сыр, масло. А та труба под потолком, по версии местных жителей, спускалась с гор, с пастбищ. Там доили коров, а молоко по трубе сливали сюда. Словом, инновационные средневековые технологии.

***

Соседнее помещение — сплошь черное от копоти. Купол поддерживают четыре колонны. В их основании про­деланы отверстия. То ли к ним цепями привязывали жертвенных животных, то ли… Жители соседнего села уверяют, что к ним приковывали людей. Вообще, странные вещи здесь рассказывают, что якобы в округе похищали сельчан, уводили в монастырь, пытали и даже казнили. Но ведь инквизиции в Армении никогда не было. Может, просто болтают… Но есть еще одна маленькая, но немало­важная деталь: в народе монастырь называют чуть иначе, чем в книжках. А именно — Дативанк. На армянском «дат» означает «суд». И название обретает совершенно новый смысл — «монастырь суда». И «суд Божий» тут ни при чем. Может, случайность, ведь разница в одной только буковке. Расспросы результатов никаких не дали, но в книге со­ветских времен о памятниках архитектуры Нагорного Карабаха я нашла то, что, скорее всего, имеет отношение к «кровавой тайне» Дадиванка. Начиная с XVII века мо­настырь постепенно терял свои земли. Посетивший эти места в середине XIX века архиепископ Саргис Джалалянц увидел здесь древние святилища, превращенные в пастби­ща «для стад овец и скота». От Дадиванка остались лишь руины, которые «служили укрытием для разбойников, совершавших набеги на Арцах». Может, тогда и заменила в названии монастыря одна бук­ва другую?

 ***

Я уже собиралась уходить, как вдруг вспомнила. Во всех источниках пишется о фресках на стенах церкви Арзу-Хатун. Я здесь уже второй раз, а фресок опять не увидела. Возвращаюсь. Стою у алтаря и пристально всматриваюсь — ничего. Мысленно разбиваю поверх-ность на квадраты и изучаю каждый — пусто. И вдругна штукатурке проступает лицо. Потом рука, одежды… Вот и второй человек, третий… Церковь наполняется людьми. Да вот же они — все двенадцать. И как же я их не видела! А может, они только сейчас появились? Здравствуйте! И я стою как вкопанная. Долго стою. Пора уходить, а выйти страшно. Страшно, что они уйдут со мной и опять останутся голые стены. И никого, нико-го… Пустота. До тех самых пор, пока ее не наполнит со-бой кто-то другой — тот, кто придет сюда после меня.