Журнал Январь-Февраль 2013 Армен и море
Армен и море
Каро Армен переехал из Стамбула в Соединенные Штаты юношей. Через пару лет после окончания университета отправился покорять Уолл-стрит, еще через несколько — спасать фармацевтического гиганта Ирландии. Но самое главное для него то, что он — член особого закрытого клуба под названием Армения.
Господин Армен, вы родились и жили в Стамбуле. Что заставило вас покинуть Турцию?
— Когда я там учился, в Турции действовал официальный закон, предписывающий, чтобы в каждой этнической школе — армянской ли, греческой ли — заместитель директора был турком по национальности. Это правило соблюдалось железно. В нашей школе Мхитарян заместителем был человек по имени Исфендиар-бей. Так вот, однажды он услышал, как я, стоя с друзьями в школьном коридоре, с жаром рассказывал одноклассникам о своей мечте — независимой Армении. Я был вполне взрослым, мне шел 14-й год, поэтому меня без снисхождения подвергли классической школьной порке за разговоры о том, на что было наложено строжайшее табу. Узнав об этом, мой отец решил, что мне в Турции не место, и я скорее нарвусь на очередные неприятности, чем чего-либо достигну. В итоге меня отправили учиться в Америку.
И с тех пор вы больше не возвращались в Стамбул?
— Уже 42 года. Америка стала моей зоной комфорта. Здесь я был свободен и мог болеть какими угодно идеями. Я решил заболеть химией.
А почему именно ею?
— Потому что ни в чем, кроме химии, физики и математики, я не разбирался. Я окончил химический факультет, после чего решил защитить докторскую по физической химии, довольно долго изучал вопросы, связанные с солнечной энергией, и даже не думал заняться бизнесом.
И как же вы стали одним из самых успешных предпринимателей в своей области?
— Очень странным образом. Дело в том, что в конце 1970-х в США произошел бешеный скачок цен на бензин. Всего за год цена на литр бензина выросла с 35 центов до 90. Тогда я подумал, что если вдруг она станет больше доллара, то понадобится сменить все помпы на заправках, потому что на них
Мартиросян
были ценники только с двумя знаками. Представляете, какую выгоду получили бы компании, производящие помпы для бензоколонок, если бы по всей Америке их пришлось менять?! Мысль эта показалась мне очень интересной, и я решил придумать, как можно этим воспользоваться. В наши неандертальские времена не было Интернета, поэтому я пошел в библиотеку, искать, какие компании работают в этой сфере. А следующим шагом была самая первая в моей жизни инвестиция. Правда, на нее даже денег не было, я же был студентом, поэтому пришлось брать в долг. Но через несколько месяцев мои 5000 долларов превратились в 20 000.
Вдохновляющий результат.
— Настолько вдохновляющий, что я твердо решил отныне заниматься
финансами. Я взял отпуск на две недели и отправился на Уолл-стрит. Искал работу, в которой можно было совместить мои знания в области химии с возникшим интересом к бизнесу. Меня взяли в E. F. Hutton&Company, где я занялся индустрией химии, позже — фармацевтикой, и, наконец, углубился в биотехнологии. Спустя 10 лет я основал свою компанию — Antigenics, и мы взялись за одну из самых сложных задач современной медицины —вакцину от рака.
Antigenics, или после переименования Agenus, остался вашим главным детищем?
— Если говорить о бизнесе, то, конечно, это проект, который мы с партнерами создавали с нуля. Но в моей жизни была и другая важная компания — Élan Corporation, ирландский фармацевтический гигант. Я уже некоторое время был членом совета директоров, когда они попросили меня возглавить компанию в период кризиса. В 2002 году цена акций Élan с $65 упала до $1. В принципе, дело шло к закрытию, но мы к этому не были готовы. Поэтому я начал глобальную реконструкцию, перевернул компанию с ног на голову: из 4800 ее работников остались только 2500, мы продали ее узкоспециализированные иностранные филиалы... В итоге долг в $4,5 млрд был погашен, компания «задышала» снова, и я ушел с поста ее генерального директора. Эти две компании были для меня самыми важными профессиональными достижениями, а детище... Детищем я могу назвать, скорее, Children of Armenia Fund (COAF). Это начинание я считаю самым важным, оно мне дороже всего.
Как родилась идея основать COAF?
— Вы знаете, армяне очень любят Ереван, оно и хорошо, но проблема в том, что все наше внимание обращено только на этот город. Поэтому, когда в августе 2003 года я и моя жена Элис приехали в Армению, то решили посетить и деревни. В конце концов, в сельской местности живет половина населения страны — Армения одной столицей не ограничивается. Если честно, я был поражен увиденным. Во-первых,
люди, которых мы встретили, были на редкость начитанными, развитыми и отзывчивыми. Принято считать, что жители деревень — мрачные и грубые, я же, помню, подумал тогда: какие это тонкие люди. Во-вторых, жизнь у них была очень тяжелой. Эти селения еще не оправились от удара, пережитого во время развала бывшего строя. В школах не было отопления или хотя бы нормальной питьевой воды. Потрясенные увиденным, мы горячо обещали главе общины деревни Каракерт вернуться и попытаться помочь им. На это старый сельчанин, господин Давтян, сказал мне: «Нам все обещают вернуться, но никто не возвращается». С тех пор мы приезжаем в Армению каждые три месяца, уже 9 лет.
Приезжаете в Каракерт?
— И не только. Каракерт был первой деревней, где мы начали свою деятельность. Тогда в фонде было всего несколько человек. Сейчас в команде их около 40, и работают они в 12 деревнях Армавирского и Арагацотнского марзов Армении. За время своего существования COAF финансировал реконструкцию 18 школ, больниц, детских садов. Важным в работе фонда мне кажется то, что мы не концентрируемся на одном направлении, а применяем целостный подход. Фонд сотрудничает со многими организациями, привлекая каждую из них к решению проблем в конкретной сфере. В результате жизнь в деревне становится немного лучше.
Вы постоянно проживаете в Нью-Йорке, но у вас в Ереване свой дом. Почему?
— Когда я приехал сюда в первый раз, почувствовал то, чего не чувствовал никогда раньше. Я родился и вырос в Турции, но никогда не ощущал принадлежности к этому месту, оно не было моим. Затем я уехал в Америку, и она стала мне домом на долгие годы, но я никогда не был своим и в этой стране. Конечно, никакого дискомфорта и отчуждения в моей нью-йоркской жизни нет, и все же... И все же армянская земля совсем другая. Она — моя. И когда я ступил на нее впервые, я не колебался в своем решении: здесь у меня будет дом, сюда я буду возвращаться домой. Был в этом и другой момент: я рассчитывал, что дом в Ереване станет для моих детей мотивацией чаще приезжать сюда.
Приезжают?
— Да. И друзей привозят. Потому что когда ты сближаешься с этим городом, людьми, то отдаляться уже не хочется. Ведь это так замечательно — выходить утром на улицу Туманяна и видеть множество знакомых лиц! А если ты бываешь в Ереване часто, то просто невозможно не встретить знакомого. Вообще, я иногда думаю, что Армения похожа на особый закрытый клуб, и все мы, армяне, члены этого клуба.
Может, это оттого, что страна не сильно большая.
— А может, оттого, что мы не хотим друг друга терять. Армяне — дейст-вительно маленькая нация, и поэтому самое дорогое, что у нас есть, — это человеческий капитал, и мы не та страна, которая может позволить себе потерять хотя бы одну единицу этого капитала.
Вас можно назвать человеком, добившимся своих целей?
— Все на свете относительно. Добиться цели почти всегда означает быть успешным. Успешен ли я как один из самых состоятельных людей на свете? Нет. Но я осуществил свои мечты, воплотил то, что, как мне кажется, должно быть приоритетом для любого человека. Я достиг определенного успеха в бизнесе, и в некоторой степени вовлечен в социальную жизнь своей родины. В этом смысле я очень удачлив. Однако важно совсем другое — то, что еще столько всего предстоит сделать. Как бы банально это ни звучало, каждый из нас — капля в море, и все, что я делаю, направлено на то, чтобы та капля, которая является мной, Каро Арменом, была настолько красива, настолько совершенна, насколько это вообще возможно.
Значит, когда мы вместе, Армения — море?
— Совершенно верно. У нас нет моря. Мы сами и есть море.
