Вот он я – на земле

Начало всегда нелегко дается, потому что совсем не простое дело выбрать из великого разнообразия языка какое-то одно яркое слово, которое со временем не сотрется, и каждое высказывание отдельного человека не что иное, как одно слово.

Начало всегда нелегко дается, потому что совсем не простое дело выбрать из великого разнообразия языка какое-то одно яркое слово, которое со временем не сотрется, и каждое высказывание отдельного человека не что иное, как одно слово. Каждая поэма или рассказ, каждый роман или повесть, как и каждая наша мечта, — не что иное, как слово из того языка, в котором еще так мно- го не поддающегося переводу, из необъятной, невыговариваемой мудрости ночи, из свободного от грамматики и ее законов словаря вечности. Земля — огромна. Огромно и все, что на ней, — небоскреб и травинка. Глаз увеличит, если мысль поспособствует. И та же мысль способна свести на нет время — союзника смерти, но не забудем, что и союзника жизни. Всего огромней эго — я человека, завязь человечества, из коей родятся Бог и мироздание, небо и преисподняя, земля, человеческое лицо, мое и твое лицо, наши глаза. Мне на радость, скажу я с благоговением.
Я молодой человек в немолодом городе. Сейчас утро, и я в своей комнатушке. Передо мною стопка желтоватой писчей бумаги, единственный сорт, который мне по карману, стоимостью в десять центов за сто восемьдесят листов. Вся эта бумага еще не тронута речью, она чиста, она совершенна в своей чистоте, а я — молодой писатель, приготовившийся к работе. Сегодня понедельник, 25 сентября 1933 года… как здорово быть живым, жить на земле! (Я старик, я прошагал по множеству улиц, по множеству городов, за плечами у меня многие дни и ночи. И вот теперь я вернулся домой. Я у себя. Надо мной, на стене этой неприбранной комнатушки — фотография покойного моего отца, я появился на свет с его лицом и глазами и пишу по-английски о том, о чем он написал бы на нашем родном языке.) Я на взводе, я курю яростными затяжками, потому что момент для меня величайшей важности, а стало быть, величайшей важности и для всех. Вот сейчас я приступлю к своему делу, начну помещать свои слова, свою речь на девственно чистый лист бумаги, и меня пробирает дрожь. Велика ответственность в обращении со словами. Я не хочу сказать ничего неверного. Я не хочу умничать. Я этого просто боюсь. В жизни я никакой не умник, и сейчас, приступая к работе, изумительной не менее, чем сама жизнь, я не хочу обронить ни единого фальшивого слова. Из месяца в месяц я говорил себе: «Будь скромен. Поставь для себя превыше всего смирение». Я полон решимости не отступаться от этого.

Читайте полную версию в формате PDF