17 февраля 2015, 13:20
5887 |

Образ ереванского мужчины 60-х

В 60-е образ мужчины обогатился современными «шестидесятными» чертами. Ум, самостоятельность и глубокая мужественность в сочетании с внешней инфантильностью создали образ армянского интеллигента.

«Потерялся мальчик, ему сорок лет, Мама с папой плачут — где наш Карапет?» — так ереванцы подтрунивали над собственным показным образом инфантильного «маменькиного сыночка». Подтрунивали и одновременно очень любили этот образ.

Это был образ «себя» для «внешнего употребления», для объяснения собственного поведения «чужим». Для родных и близких, для таких же ереванцев, которые ценили в мужчине пылкую любовь к родителям, к детям, заботливость, способность советоваться с родными, преданно им служить, держать слово — объяснения не требовалось. Другое свойство, мало известное в армянах другим народам, это «мягкость», схожая с той gentleness, от которой происходит слово gentleman. Наконец, самым ценным положительным свойством ереванца была способность оставаться самим собой, таким, каким был раньше. «Он изменился» — это трагедия.

Невероятна активность армянских мужчин. Тотальное право на инициативу, и тотальная же ответственность, инструментом которой является собственное «я». Я — это моя жена, моя работа, мои дети, мои родители. Я за них полностью отвечаю, я за них все решаю, да все сам за них и делаю.

На женщин и детей активность ереванского мужчины производит парализующее инициативу действие. С другой стороны, вся активность мужчины целиком направлена на удовлетворение желаний близких, особенно тех же детей и женщин. Последние же оказываются поставленными в зависимость от инициативы мужчины. Однако, такая жизнь «как за каменной стеной» не очень располагает к борьбе за собственные права в их европейском понимании…

В 60-е этот образ обогатился современными «шестидесятными» чертами. Ум, самостоятельность и глубокая мужественность в сочетании с внешней инфантильностью создали образ армянского интеллигента. В искусстве образ армянского мужчины отразился очень четко. Клоун Леня из фильма «Путь на арену», друзья-физики Артем Манвелян и Олег Пономарев из «Здравствуй, это я», герой-любовник из фильма-оперетты «Каринэ» (и ее киноверсии) — все это мужчины, которые изначально «знают» свою цель в жизни, которая как бы «написана у них на роду». Живые, подвижные люди, конфликт которых с окружающим миром разрешается путем «демонстрации» своей позиции и «уговаривания» окружающих не стоять на пути к цели. Это «мужчина-загадка», который только и делает, что сам «разгадывает» себя на виду у окружающих: он с самого начала точно знает, чего он хочет. Задача в том, чтобы его (в неизменном виде!) приняли другие, которым он желает добра. Герой непременно обещает встречное уважение достоинства окружающих.

Стоить добавить, что в те годы ереванцы сразу приняли и стали считать «своим» и знаменитый индийский фильм «Бродяга». Герой Раджа Капура по свой цельной самобытности и по отношению к окружающим был очень похож на ереванца… В такие же «ереванцы» по одержимой целеустремленности и способу подачи себя окружающим был записан и герой фильма «Грек Зорба» в исполнении Энтони Куина.

Образ жителя Еревана «на экспорт» начал формироваться именно в 60-е годы, когда частыми стали поездки молодых людей за пределы Армении, да и в Армению стало приезжать множество гостей. Этот образ нес на себе печать имитации приемлемой за пределами Армении «мужественной брутальности», которая в армянском исполнениии получалась довольно злобной и нервной. Это естественно, поскольку шла она «от головы», строилась осознанно. У самих же ереванцев озлобление вызывала неожиданная «нечитаемость» их настоящих символов мужественности со стороны представителей других народов.

Но, может быть, самый главный вариант конфликта с представителями других народов заключается в следующем. Действия армянина в среде «своих» начинаются обычно с публичной декларации или демонстрации своих намерений, своих мотивов. Это «прочитывается» окружающими, что позволяет человеку избежать неодобряемых средой действий (чего он бы ни в коем случае не хотел).

Не встретив неодобрения на свое «преддействие», армянин приступает к самому действию. Если же «преддействие» не было понято окружающими, и уже само развернутое действие получает неодобрение или встречает отпор, армянин может расценить это как «предательство», может понять так, что его намеренно «подставили».

Демонстративность поведения ереванцев создавала проблемы именно в 60-е годы. Ереванская среда, где молодежь разных взглядов довольно свободно высказывала свое мнение, а демонстративность поведения одного не означала ущемления прав другого (наоборот, была способом реализации вежливого поведения), все-таки разительно отличалась от общесоветской действительности. Вне Армении демостративность воспринималась как стремление лидировать, как намерение отхватить кусок побольше, а за слишком свободные взгляды ереванцы 60-х снискали всесоюзную славу невоздержанных на язык, бесшабашно смелых, «антисоветчиков» и развратников.

Например, ереванца, носящего бороду, за пределами Армении тут же относили к числу тех отчаянно храбрых борцов за право молодежи носить бороды, дискуссии о которых шли во всех газетах. В то время как армянский бородач не имел за спиной опыта борьбы за свою бороду. Он носил ее для красоты, подражая, например, поэту-лирику Саят-Нове. Что, конечно, «дома» не встречало никаких «комсомольских» реакций.

Аналогично, исполнители джазовой музыки, выезжая на гастроли в другие республики, видели не только теплый прием, но и непомерно бурные, «идеологические» реакции как «борцов за джаз», так и «бойцов идеологического фронта», что повергало нетренированных музыкантов в ужас. По рассказам одного из них, прошло немало времени, прежде чем они стали осознавать, что занимаются рискованным и неугодным властям делом. Дома, в Армении, ничего им не говорило об этом…

Этот контраст осознавался уже в 60-е годы, об этом много шутили. Разговоры 60-х были полны «охотничьих рассказов» о поездках и успехах (в командировочных делах ли, у женщин ли), связанных с нежданным «геройским» поведением. Однако радовались, да не очень: такой образ носил опасные, конфликтные черты, что, на взгляд большинства армян, было сродни неприличному, неподобающему поведению в гостях.

Ереванцы постепенно старались перестроить сложившееся у других народов мнение о себе в сторону более «безопасного» и понятного, что удалось только к 80-м годам. Здесь отметим лишь, что именно этой «спасательной операции» по искусственному созданию безопасного образа в глазах соседей были посвящены многие кинофильмы армянского производства.

Вечно ищущий общих черт с внешними сообществами, армянин, а особенно ереванец 60-х, открывавший для себя Россию, Грузию, Прибалтику, США, Францию, учился объяснять свои действия словами и мотивами, взятыми из других культур. Шла адаптация без адаптации. Скорее старательный «перевод», чем заимствование чужого. Армяне нашли себя, и намерения менять себя ради связи с внешним миром у них не было. Надо было научиться просто получше себя «объяснять».

Источник: Книга «Ереванская цивилизация»

Еще по теме