Миф о начале

В конце 1980-х Левон Абрамян был постоянным участником митингов и демонстраций. Однако Карабахское движение интересовало его не только как гражданина, но и как этнографа — он следил за событиями, изучал и анализировал метаморфозы, происходящие со страной и нацией. 25 лет спустя ученый рассуждает о народе и транснации, о геноциде и возрождении, о противостоянии «благоразумных» и «мятежных» и, главное, о том, является ли стремление к независимости характеризующим признаком армянской нации.

Формирование нации

Чтобы рассуждать об особенностях нации, надо для начала четко определить, что это такое — вообще и в частности. Многие исследователи считают, что нации появились сравнительно недавно. Например, Бенедикт Андерсон связывает их начало с изобретением печати в XV веке. Увеличились тиражи книг, стали издаваться газеты, то есть появился способ передачи информации широкому кругу читателей. И люди, не связанные родственными узами, начинали разделять одни и те же взгляды, то есть, собственно, становились нациями. Возможно, это верно, если речь идет о Европе. В Армении все немного иначе. Период формирования нашей нации — IV–V в. В 301 г. мы приняли христианство как государственную религию и обратили народ в единую веру. Всего через полтора века религия была «национализирована», когда мы отказались признать постановления Халкидонского собора и отделились от Вселенской церкви. В 405 г. появился алфавит, и из всех диалектов был выбран один, на котором начали создавать книги, читать проповеди. (Кстати, проповедь, как и газета, — мощнейший объеди- няющий инструмент. К примеру, герои Аварайрской битвы были канонизированы армянской церковью еще в V в. Это значит, что уже с этого времени хотя бы раз в году вся паства слышит рассказ о великих воинах своей нации.) В то же время Мовсес Хоренаци написал свою знаменитую «Историю Армении», которая стала образцом для последующих поколений летописцев — то есть был создан первый учебник истории. И если до недавних пор время создания этого основополагающего труда ставилось под сомнение, то теперь уже можно считать доказанным, что он был создан в V в. Все это, в принципе, государственные реформы, которые и привели к образованию армянской нации.

Как корабль назовешь

Мы, армяне, не любим заимствовать слова, предпочитаем их переводить. Это великая традиция, основы которой были заложены в V в., в эпоху переводчиков. Впрочем, были и исключения. И одно из них — слово «азг», нация. Дело в том, что термин «нация» в современном понимании возник сравнительно недавно, в XIX в. И корень латинского слова перекочевал практически во все языки. Но не в армянский. Мы не позаимствовали его, но и не перевели. В армянском языке, как оказалось, уже было слово «азг», которое содержит в себе все смыслы, заложенные в этом понятии. Просто у него появилось еще одно, новое толкование. Скорее всего, это было верным решением, но не учли одно обстоятельство: один из главных смыслов этого слова — семья, род — навсегда остался доминантным, в том числе потому, что с этим корнем образовано множество других часто употребляемых слов — «азганун» (фамилия), «азгакан» (родственник). В слове «азг» мы слышим отсыл к «роду», и это значение у него отнять невозможно. А ведь известно, что как корабль назовешь… В результате все нити начинают вести к семье, и нация в нашем понимании обретает оттенок племенных отношений. Впрочем, это и объективно так: Армения сегодня — одно из редких моноэтнических государств, и это в принципе подразумевает, что мы все друг другу родственники.

Не знаю почему мы чаще используем слово «народ». В отличие от конкретного понятия нация, народ — категория весьма расплывчатая. Дать этому слову определение по директиве сверху попытались советские ученые. Надо было найти формулировку для новой исторической общности — жителей Советского Союза. И именно потому, что у нации было четкое толкование, не очень соответствующее характеристикам этой общности, назвали ее «советский народ». То же было в Соединенных Штатах с образом плавильного котла, куда попасть может всякий, а выходит только американец. Народ немного похож на сырье: он может образовать нацию, может этнос, а может… все, что угодно. Очень удобное слово, поскольку его можно использовать всегда, когда не хочется определенности. Но ни в случае СССР, ни в случае США такого крепкого образования, как нация, не получилось — Союз распался, а плавильный котел оказался только салатницей.

Без границ

Нация не может сформироваться в отсутствие государственности. Но опыт показывает, что она продолжает жить, даже когда государство исчезает. И армяне тому яркое подтверждение. На протяжении долгих веков мы теряли, обретали и вновь теряли государственность, но продолжали жить как нация. Людей связывают не только границы, но и место проживания, история, происхождение — целый пучок объединяющих нитей-признаков. В неблагоприятных условиях часть этих нитей может оборваться, но иногда всего одной сохранившейся достаточно, чтобы поддержать жизнеспособность этнической группы и, при необходимости, восстановить остальные. Очень показательна в этом смысле история черкесогаев. Гай — это, как можно догадаться, хай — армянин. Есть много гипотез о происхождении этой группы. По одной, их предки были солдатами византийского императора армянского происхождения Василия, известного под говорящим именем Болгаробойца. Впрочем, притеснял он не только болгар, но и своих соотечественников. В результате отряд армянских воинов, посланных в Болгарию, отказался выполнить приказ, не вернулся в империю и осел на Северном Кавказе. Вскоре они стремительно разбогатели, взяв в свои руки всю торговлю региона, но уже во втором поколении потеряли язык: бывшие солдаты женились на черкешенках, а обучает ребенка мать. Забылись и другие традиции — одежда, кухня... Изменилось все, кроме одного: они утверждали, что они — армяне-христиане. Религия, конечно, была народной — никаких священников в военном отряде быть не могло. Так длилось достаточно долго, пока Екатерина II не даровала черкесогаям довольно обширные земли. Они основали город и отправили в Эчмиадзин посланника с просьбой дать совет, как его назвать. И церковь предложила Армавир — в честь древней столицы Айраратского царства. С тех пор черкесогаи начали приглашать учителей армянского, строить христианские храмы и восстанавливать национальные традиции. И так, благодаря всего одной нитке — религии, — они смогли восстановить свою идентичность. Правда, этот социально-антропологический эксперимент так и не завершился в результате Октябрьской революции и последовавшей гражданской войны.

Транснации

К началу прошлого века Армения была разделена между Россией и Османской Турцией со всеми вытекающими из этой реальности последствиями. Но нация сохранила определенные ниточки — в разных местах разные, которые и позволили со временем нарастить оборванные связки. Огромную роль в этом сыграл геноцид 1915 года в Осман- ской империи. Вообще, давление, внешняя агрессия — сильнейший объединяющий фактор, способный сформировать транснацию, то есть этническую группу, которой для сохранения идентичности границы и вовсе не нужны. Таким фактором для армян был геноцид. Он стал причиной создания одной из самых больших транснаций в мире — ар- мянской диаспоры. Постгеноцидальная диаспора имеет немного иную идентичность, чем иммигранты из Восточной Армении. Как-то американская коллега рассказывала, что в Сирии в армянской среде ей говорили: «Восточные армяне другие, они не прошли через Дейр-Зор». И в каком-то смысле они правы. Для восточных армян геноцид — это ужас- ное, трагическое событие в истории, а для западных — это начало их истории. «Миф о начале» — так в науке называют начальное событие, нередко драматическое, которое становится отправной точкой для человеческой группы, будь то первобытное племя или современная нация. И слово «миф» здесь означает не выдумку или образ, а нарратив о начале. Так или иначе, события 1915 года сыграли огромную роль в формировании национального самосознания всех армян, и совсем не случайно в скором времени была образована Первая республика. Впрочем, она просуществовала недолго, и Армения стала республикой в СССР.

Прыжки в глубь веков

Сейчас мы очень любим открещиваться от всего, что было в Советском Союзе. Дело тут, думаю, не в самом СССР, а в нашем отношении к истории вообще. Посмотрите, после падения Первой республики мы просто отказались от ее герба и создали для Второй совершенно новый. Третья республика поступила точно так же — выбросила советский герб и доработала первый. А ведь отражение продолжающейся истории — не только закон геральдики, но и необходимое условие для обеспечения преемственности традиций. В этом — наше отношение к прошлому: мы слишком древняя нация, мы легко совершаем прыжок в глубь веков, совершенно игнорируя недавнее прошлое.

Но справедливости ради надо сказать, что 70 лет советской власти были в целом весьма благоприятным периодом для наращивания оборванных нитей национального самосознания — открывались армянские школы, с помпой отмечали юбилей эпоса, который, кстати, стал общенациональным благодаря советскому проекту, была заложена традиция праздновать Эребуни — Ереван… И этот перечень можно продолжить.

Кстати, в том числе и по этой причине распространенное мнение о том, что якобы именно армяне первыми решили выйти из СССР, неверно.

Благоразумные и мятежники

Нельзя забывать, что наше движение началось не с требования независимости, а с попытки решить вопрос Карабаха. И это было вполне законное требование — согласно советской конституции, границы между республиками могли быть изменены. Вообще, лидеры движения до последнего пытались следовать букве закона. Правда, в стране действовали разные диссидентские группы, которые с самого начала требовали независимости, но их было мало. Они, конечно, принимали участие в митингах и даже имели свое место на площади, но выступать им не давали — это могло стать поводом для разгона демонстрации. То, что тогда происходило на митингах, было иллюстрацией к мысли, еще в конце 20-х высказанной Николаем Адонцем о том, что в армянской истории всегда были два направления, две «партии»: благоразумные и мятежники. Первые — государственники, подобно Багратуни или Нжде, вторые — бунтари, подобно Ма- миконянам или Андранику. Противостояние этих двух флангов не стихало на протяжении веков. И хотя, увы, оно порой приводило к кровопролитиям, оно же и обеспечивало непрекращающееся движение вперед. Любое отклонение, перевес в ту или иную сторону отрицательно сказывается на прогрессе нации: если уйти в бунтарство, можно скатиться к беззаконию и разрухе, а если слепо следовать директиве государства, можно превратиться в слабое и безвольное общество.

Развод по нормам семейного права

Но вернемся к событиям 1988-го. Это было время бунтарей — Москва назвала происходящее делом рук группы экстремистов, и народ с готовностью принял обвинение в бунтарстве. Но это было и время государственников. Карабахское движение началось с решения Степанакертского областного совета о выходе из состава Азербайджанской ССР и присоединении к Армянской. Верховный Совет Армении тоже принял документ о присоединении Карабаха, правда, только через четыре месяца после первой демонстрации. Собственно борьба за независимость началась с разочарования — с отказа Москвы признать Карабах в составе Армении. Только тогда было объявлено, что выбора нет, придется обратиться к 72-й статье Конституции о выходе из СССР. Кстати, во время митингов работали специальные конституционные группы, объяснявшие людям их права и обязанности. Сегодня мы забываем, что Армения была единственной республикой, которая приняла решение об отделении от СССР конституционным путем. Это был настоящий развод по всем нормам семейного права. Но главным в этих событиях было то, что в 1988-м Армения на собственном опыте убедилась, что независимость — не просто мечта романтиков. Собственное суверенное государство — это единственное средство достижения целей нации.

На канате

Третья республика унаследовала у Карабахского движения два важнейших инструмента независимости: институт свободных выборов и культуру проведения демонстраций. И, что важно, это были не изученные теоретические выкладки, не экспорт демократии с Запада, а нажитый, освоенный народом опыт. На площади у Оперы, можно сказать, впервые в истории СССР прошли свободные выборы, в результате которых в Верховном Совете появилось два действительно выбранных депутата. И этим двум, надо заметить, удалось много чего добиться, доказывая эффективность парламентской борьбы. Правда, сделать свободные выборы традицией не удалось, но это уже другой разговор. Что же касается демонстраций, в 1988-м на улицу вышло огромное множество людей. Миллион человек — это не выдуманная цифра, тут официальные и неофициальные подсчеты сошлись. Мы и сегодня с успехом применяем это наследие демократической площади — в независимой Армении народ, говорящий с улицы, — явление довольно частое. Но главное достижение тех событий, бесспорно, образование суверенного государства. Я часто слышу о том, что нам, спустя столько веков и мытарств, удалось восстановить государственность, поскольку мы особенные. Даже говорят о наличии в нации гена независимости. По мне, это пустые разговоры. Да, рухнуло немало государств — великих государств, которые некогда были нашими соседями. Да, исчезли с лица земли нации, которые формировались вместе с нами. Но дело не в генах. Дело в умении сохранить ту одну-единственную ниточку в почти оборванном канате национальной идентичности, а значит — возможность срастить все его нити. Любая нация, которой это удалось, жаждет независимости и ждет удобного случая. Мы им воспользовались четверть века назад и, надеюсь, не будем ждать другого шанса в будущем.

Источник: Журнал "Ереван" Спецвыпуск 2016