Журнал Декабрь 2012 Без диагноза
Без диагноза
Лилит Согомонян не живет богемной жизнью, потому что создает искусство, а не вращается вокруг него. Она с рождения в изобразительном искусстве, но никогда не считала своей целью что-то изобразить. Она пытается поймать неуловимое и задает вопросы, которые делают жизнь красивее невозможностью на них ответить. Словом, работает художником. Точнее, она художник, который работает.
Мне всегда было интересно, выделяются ли детские рисунки будущих художников?
— Не знаю. У меня не было детских рисунков. Вот детские скульптуры были. Первая была сделана в возрасте 5—6 лет. Это был самый близкий, самый дорогой и любимый друг — моя собака. Мои родители очень известные керамисты Ван Согомонян и Нона Габриелян. Они внесли большой вклад в становление в Армении монументальной керамики, их работы выставлены в Музее Сардарапата, Музее современного искусства, Национальной галерее. Словом, в чем я росла, то и делала, использовала то, что было под рукой. Но керамика меня перестала интересовать раз и навсегда в тот день, когда я взяла в руки кисть. Рисовала натюрморты, портреты, участвовала в конкурсах, но это были уже не детские рисунки в классическом смысле этого слова.
Вопрос «кем быть?», скорее всего, не мучил.
— Никогда. Мучило другое — почему у меня такого вопроса не возникает. Я даже завидовала своим одноклассникам, у которых был выбор. Мне казалось, что это великое счастье. Я всегда знала даже не кем я буду, а кто я есть. Вот такое детское самомнение. И ничего с этим поделать было невозможно.
В этой уверенности присутствовало влияние родителей? Они настаивали?
— Нет. У них и времени не было настаивать. В их жизни это был период очень насыщенной творческой жизни.
И с тех пор никогда не хотелось что-то в своей жизни изменить?
— Хочу я этого или нет, в моей жизни каждый день что-то меняется. И меняюсь я. Это так очевидно, когда ты — художник. Если я начала работу и забросила на несколько дней, то уже не могу завершить ее. Это была картина вчерашнего дня. Сегодня ее больше нет. Потом вдруг начинаешь замечать какие-то системные изменения. Скажем, чем дальше, тем меньше средств я использую для выражения своих чувств. Поначалу я была, скажем так, куда более многословна — много цвета, черная бумага… Но постепенно все это ушло. Я стала такой лаконичной, что, кажется, если так будет продолжаться, в конце концов останется белый лист бумаги. Что-то меняется внутри, начинаешь скупо относиться ко всему, да и воздействие минимальными средствами кажется мне теперь значительно более сильным.
Картина сначала возникает в голове или складывается во время работы?
— Я никогда не знаю, что должна сделать. Но точно знаю, чувствую, что должна. Одно неизменно: само слово «изображение» — не для меня. Я в изобразительном искусстве, вне его просто себя не помню. А вот желания что-то изобразить, в смысле перенести на холст форму, никогда не было. Я училась, и умение рисовать натуру под-разумевалось, требовалось от меня, и я это делала, воспринимала как должное. Но это было лишь средством. А целью всегда было и остается — поймать и передать что-то такое, чего нет.
