Секретарь Бога

Паруйр Севак был больше, чем поэт. Больше, чем талантливый поэт. Он служил эталоном, мерилом прямоты и честности. Не случайно в конце 1980-х, когда пришедшие на митинг толпы жаждали услышать мнение робко молчавшей интеллигенции, люди говорили друг другу: «Эх, был бы жив Севак, он бы точно сказал, как теперь быть». Таким его помнят, знают и сейчас — человеком, по природе своей умеющим говорить, нет, кричать одну только правду и готовым нести за нее ответственность.

И всего нежней и дороже
Паруйр был единственным ребенком в семье Казарян, в 1915 году вынужденно перебравшейся из Османской Турции в закавказскую Армению. Мальчик очень рано проявил свои способности. Всего пяти лет от роду он бегло читал, умел писать, а его любимым местом была школа села Чанахчи, куда он часто приходил наблюдать, как занимаются дети постарше. Вот местный учитель и предложил родителям отдать сына в школу на год раньше обычного. Все годы в школе он проучился на отлично, но явное предпочтение отдавал литературе. Он буквально глотал книги одну за другой, что серьезно беспокоило мать. В деревне все судачили о деде Паруйра, который тоже очень много читал, отчего, по глубокому убеждению односельчан, в конце концов и сошел с ума. Дед рассказывал всем о том, что придет время, и «машины, похожие на белых голубей, взмоют в небо, по ниткам пойдет электричество, а в каждом доме будут кнопки, нажав на которые можно будет зажечь свет». Вот мать и боялась, что участь сумасшедшего ждет и ее единственного сына. Но Паруйра оторвать от чтения было невозможно. Более того — в одиннадцать лет он стал сам писать стихи.
Естественно, у Паруйра даже не возникло вопроса, куда поступать после школы: конечно, на отделение армянского языка и литературы филологического факультета ЕГУ. Парадоксально, но глубокое, профессиональное знакомство с литературой в первые годы учебы в университете привело к тому, что у юноши опустились руки: он решил, что после Чаренца ему в поэзии делать нечего, нужно бросать писать стихи и заниматься только наукой. «Все мои стихи были похожи друг на друга, и я решил, что Поэтом мне не быть. Но подсознание кричало: «Быть!» — рассказывал Севак. И еще: «Наверное, Чаренц убил меня, но убил с тайным намерением позже воскресить».
Его первым серьезным шагом в поэзии принято считать стихотворение «Быть или не быть» (1942 г.). Тогда только началась Великая Отечественная война, и этот вопрос стоял перед всей страной. Стихотворение было необычным по манере письма и сильно отличалось от всего, что поэт писал раньше. Первые его стихи вышли в свет случайно: они попали в руки Рубена Зарьяна, бывшего в те годы редактором журнала «Советская литература» (в дальнейшем — журнал «Советакан грох»). Стихи Рубену понравились, и он решил дать их в печать. Позже, когда Паруйр снова собрался публиковать свои стихи, Зарьян посоветовал ему вместо фамилии Казарян взять звучный псевдоним. Паруйру всегда нравился западноармянский поэт Рубен Севак (настоящая фамилия — Чилинкирян), погибший во время геноцида в Турции, и он дерзнул позаимствовать его псевдоним. Как показало время, чтобы еще больше прославить его.

Читайте полную версию в формате PDF