Матовая комбинация

Есть такое выражение: «Даже тесто доходит значительно быстрее, если предварительно обложить его матом». Мы решили обсудить это чудодейственное воздействие мата за круглым редакционным столом. Для того чтобы поговорить о ненормативной лексике и попользоваться ею — в разумных рамках, конечно, — мы пригласили людей, разных по темпераменту и профессии. Рассматривать подобные явления с какой-то одной точки зрения — гарантия предвзятости. А вот наличие таких собеседников, как Левон Абрамян, Агарон Адибекян и Авет Барсегян, избавило нас от однобокости в подходе к столь деликатной теме.

Рубен Гюльмисарян: Сами по себе матерные слова и выражения представляют небольшой интерес: все мы их знаем и применяем — в зависимости от обстоятельств — кто чаще, кто реже. А вот какой это пласт лексики, этнопсихологии, социолингвистики, задумываемся нечасто. Откуда растут ноги у этого явления? Некоторые исследователи считают, что образцовый русский мат восходит к монголо-татарам, к кочевникам, которые занесли его с собой. Другие утверждают, что у кочевых племен мата как такового не было. Разнобой страшный. Так с какого же периода развития социума появляется мат? Понятно, что обозначения определенных человеческих органов и действий существуют в любом языке, но вот когда они начинают становиться оскорблением?

Агарон Адибекян: Давайте сначала определимся. Существует ненормативная лексика, которая не соответствует требованиям литературного языка, но имеет право на существование. Есть ругательства, которые могут быть частью и нормативной, и ненормативной лексики. И есть мат, который перекрывает и ругательства, и обычные, назовем их так, тексты общения. Речь идет о мате как способе передачи эмоций и мыслей, как способе общения. В середине XVII века хорватский философ, лингвист и историк Юрий Крижанич отмечал, что в русском языке нет ругательств. А основное оскорбительное выражение — это «материн сын». То есть человек, у которого нет отца. Это, по-видимому, калька с «бастарда» из европейских языков. Не иметь отца было постыдно, это означало человека без роду, без племени... Только через много десятилетий Петр I привез мат из Голландии. Само же основное ругательство не имеет отношения к реальной матери человека. В армянском мате, например, имеется в виду богоматерь, то есть поношению подвергалось самое святое. Для возникновения подобных оскорблений нужна была сформировавшаяся городская среда, ведь унижать крепостного бессмысленно, он и так унижен сверх меры, а у благородных людей даже намек на оскорбление означал дуэль. У мещан же, люмпенов и пролетариев мат и ругательства являлись способом дистанцирования, построения определенной иерархии.

Левон Абрамян: Я немного не согласен с тем, что для произрастания того, что мы считаем матом, нужна сугубо городская культура. На самом деле это не так. Мат слепился из выражений, свойственных как раз сельской культуре, главным образом — фольклору. Эти слова потеряли свой сакральный смысл и стали использоваться люмпенскими слоями. Возьмем частушки — это городской жанр, но теснейшим образом связанный с фольклорными традициями. В русском языке существует огромный слой, со­вершенно не городской, например «Заветные пословицы» Даля. Даже в тюрьмах ругаются далеко не все: имеющий статус вора никогда не матерится. Во всяком случае, до последнего времени было так. А городские слои, согласен, употребляют мат не просто как междометия, а как способ выражения мыслей.

Авет Барсегян: Был у меня такой случай: хозяин дома, который мы сняли для отдыха, зашел к нам по какому-то вопросу и стал что-то объяснять, разговаривая с достаточно длительными паузами. Мы вскоре поняли, что это не дефект речи, а просто человек проговаривает обычные для него вводные слова и предложения в уме, а не вслух, не желая показаться невоспитанным.

А.А.: Недавно в американском Journal of Personality and Social Psychology была статья, посвященная русской ненормативной лексике. Там даются, например, значе­ния одного русского отглагольного прилагательного, начинающегося на букву «е». Сто с лишним значений! Причем большинство из них, будучи переведенными на английский, ругательствами не являются. Отсюда вывод, что существует определенный контекст, в котором данное выражение может быть оскорбительным, а может и нет. Ведь рассказать шлюхе в публичном доме о своих грубых намерениях сексуального характера в ее отношении не является оскорблением, ибо это есть функция шлюхи. Все контекстуально.

Мат имеет очень четкую функцию: ты понимаешь смысл при невероятной экономии слов, времени и усилий: «Выключи, на х..!» вместо «Выключи, пожалуйста, эту громкую музыку, так как она мешает мне — я занят работой над докторской диссертацией».

Р.Г.: Американские историки обнаружили интересный факт: во время Второй мировой, при внезапном столкновении с силами японцев, американцы, как правило, гораздо быстрее принимали решения и, как следствие, побеждали даже превосходящие силы противника. Ученые пришли к выводу, что средняя длина слова у американцев составляет около 5 символов, а у японцев почти 11, и, следовательно, на отдачу приказов уходит вполовину меньше времени... Ради интереса они проанализировали и русскую речь, и оказалось, что длина слова в русском языке составляет в среднем 7 символов. Однако в критических ситуациях русскоязычный командный состав переходит на ненормативную лексику.

А.А.: Далеко не только в критических…

Р.Г.: ...и длина слова сокращается до трех символов. Это связано с тем, что некоторые словосочетания и даже фразы заменяются одним словом. Примеров можно привести массу.

А.А.: В 1960-х годах, когда люди старше 40 лет начали одеваться в более молодежном стиле, когда стало нормой ходить на дансинг и заниматься спортом, низовая культура поднялась вверх, и старшее поколение восприняло, в том числе, и молодежный сленг, в котором мат и ненормативная лексика занимали большой пласт. И вот тогда-то слово fuck и вошло в английский уже как литературное. Кстати, послушайте, как это слово переводится на русский в фильмах — да как угодно! В зависимости от происходящих на экране событий, даже от настроения и фантазии переводчика. Теперь о родном армянском. Когда-то ребята с филфака, занимавшиеся ненормативной лексикой, специально ездили из Еревана в Ленинакан на матчи местной футбольной команды «Ширак». Потому что самые изощренные и кудрявые ругательства звучали на стадионе в Ленинакане. Язык — это инструмент, и если мне для достижения цели нужен именно этот инструмент, то я его буду использовать, пусть даже все профессора и академики на свете будут мне запрещать это.

Л.А.: Между прочим, исследования показали, что тот, кто постоянно матерится, имеет меньше проблем с давлением и стрессами. Медицинский факт!

А.Б.: И обезболивающее значение тоже. Британцы провели простой эксперимент: люди держали руки в ледяной воде, и выяснилось, что гораздо дольше выдерживали те, кто при этом матерился. Но я хотел бы вернуться к словам Агарона Александровича о том, что наш мат почти весь заимствован. Неужели своего нет?

Р.Г.: Любой орган и любое этакое действие всегда имели свои названия. Так с какого момента слово переходит в разряд ненормативных, в каком-то смысле табуируется и его приходится порой даже заменять заимствованиями?

А.А.: В армянской традиции все, что касалось сексуальных отношений, было жестко табуировано. Практически все слова, которые стали впоследствии матом, заимствованы — у римлян, осетин, да мало ли у кого. А слова, обозначающие то же самое, но матом не ставшие, вот они-то в основном наши. И вот когда какие-то слова становятся табуированными, тут-то им и прямая дорога к тому, чтобы, исказив свое предназначение, стать оскорбительными. У индейцев Амазонии самым большим оскорблением считается, если кого-то назвали крокодилом. «Ты как огурчик!» — по-русски это похвала, а переведи это на армянский — обидятся. Культурный аспект очень важен: а сама твоя культура, готова ли она принять эту лексику с теми понятиями, которые та отображает?

А.Б.: Послушайте, например, армянский перевод сериала «Секс в большом городе». Человек, знающий русский, может здорово повеселиться от самого перевода. Тоже, по-видимому, потому, что у нас нет традиций устного или письменного разговора на сексуальные темы.

А.А.: Конечно. Поэтому если вы хотите оскорбить на чистом армянском, у вас нет другого выбора, как назвать визави «собачьим сыном» («шан тха»). Немцы пошли чуть дальше, они говорят SchweinHunde.

Р.Г.: То, что Гашек назвал «загадочным зоологическим термином» — «свинская собака».

А.А.: Именно. Свинья грязна, а собака и того хуже. Или наоборот.

Л.А.: То, что армянские писатели и драматурги не писали матом, вовсе не свидетельствует о том, что «в СССР секса не было» — в Армении то есть. Был, очень даже был, причем и в обрядовых проявлениях, так же как и в русской традиции. Поэтому говорить о том, что в армянской культуре секса нет, неправильно. Его нет в литературе, которая появилась намного позднее обрядов. А это, согласитесь, другой коленкор. Любой этнограф скажет, что во время ритуального прокладывания первой борозды весной ругались страшными словами, и это имело свой смысл.

А.Б.: Мне вот что интересно. Можем ли мы, исследуя ненормативную лексику, хотя бы в какой-то мере нарисовать портрет человека, употребляющего ее в речи? Я имею в виду, так сказать, «гомосексуальный» мат, однополый, что ли, в отличие от обычного — «гетеросексуального».

А.А.: Это уже идет с Востока. С мусульманского Востока, от таджиков, в частности — самые ужасные оскорбления там связаны с известными действиями, направленными не против матери, а против отца.

Л.А.: Это классический случай вульгарного, простите, материализма. Еще Дмитрий Зеленин в XIX веке проводил исследования ненормативной лексики и возводил ее смысл к буквальному. То есть когда-то, произнося определенную фразу, имелось в виду, что говорящий лично проделывал это действие. То же буквальное понимание проглядывает в отношении «гомосексуальных», как вы их назвали, ругательств, но они на самом деле не такие, они просто принижают самое святое и ценное.

А.Б.: Да, к ругательствам, мату у армян болезненное отношение, исходящее из болезненного же самолюбия. Но, с другой стороны, это предохраняет нас от того, чтобы матерные выражения стали привычными в повседневной речи.

Р.Г.: Я вот что хочу сказать: не думаю, что русский или англичанин любит свою мать меньше, чем армянин...

Л.А., А.Б. и А.А.: Не меньше, просто менее болезненно!..

Л.А.: Вот здесь было высказано мнение, что англичанин ругается реже. Вовсе нет!

Р.Г.: Ругается — да, а матерится? Господи, ну нет же в английском языке мата!

Л.А.: Почему? То же mother f...

Р.Г.: И все!

Л.А.: Возможно, но употребляется это в самом широком контексте.

Р.Г.: Значит, мы говорим об одном и том же — на русский это единственное матерное выражение переводят, используя все богатство языка, опять-таки исходя из контекста.

Л.А.: То же самое выражение в культуре кавказских народов смывается только кровью. Я писал в свое время статью о мате австралийских аборигенов — у них, как и у народов Океании, самые тяжелые оскорбления связаны не с матерью оскорбляемого, а с сестрой. Это для них супероскорбительная вещь, потому что нарушается главное табу. Вообще, любой мат действует сильнее всего тогда, когда нарушается важнейшее табу данного социума. В той же Океании упоминание матери не приведет к бурной реакции. А на Кавказе самое святое — мать, потому и воспринимается все буквально.

Да и сам мат разный — опять сравним русский и армянский. Первый расширяется за счет грамматики, суффиксов и префиксов, которые играют с парой десятков матерных слов. В армянском — за счет лексики, поэтому матерные изощренные конструкции по лексике богаче русских, но русские виртуознее грамматически. Зато в армянском мате получаются целые сценки, которые непредставимы на русском.

А.Б.: Но в любом случае отношение к мату в российском обществе гораздо более терпимое, нежели в армянском.

А.А.: Да, конечно. В России не удивишь сквернословящей женщиной. У нас иногда матерятся старенькие бабушки, но это — с высоты прожитых лет.

Л.А.: Это тоже нормально — вот это как раз последствия городской культуры. Матерящаяся женщина характерна для города, а когда в Армении появился первый город в общепринятом понимании? То-то. И люмпены, которые себя ведут подобным образом, появились тоже только вместе с городами, но у нас до сих пор сильно влияние традиционного табу.

Р.Г.: То есть женщина-то, может, и рада выматериться, но ее, мягко выражаясь, не поймут.

А.Б.: А то и накостыляют.

Р.Г.: Я езжу на работу на маршрутке, и один из водителей этого маршрута изъясняется исключительно матом. Но парень он беззлобный, все к этому привыкли, и никто, кроме случайных пассажиров, не реагирует. Подобные люди — они что, иначе не умеют, или это какая-то бравада, вошедшая в привычку?

А.Б.: Я думаю, тут определяющее влияние имеет быт.

Р.Г.: Не думаю, что жена этого шофера тоже беспрестанно сквернословит...

А.Б.: А сам он, кстати, навряд ли ругается дома, при жене и детях.

А.А.: Он матерится исключительно вне дома — это определение собственной принадлежности к конкретному социальному кругу.

Л.А.: А еще это может быть своего рода катарсисом, освобождением от внутреннего напряжения. Он же за рулем, а 95% людей, садящихся за руль, начинают ругаться. И перед боем важно ругаться — это еще с античности идет, а потом и рыцари такие загибы выдавали!..

Р.Г.: Авет, а бывали моменты в эфире, когда ты чувствовал, что если вот сейчас не выругаешься, то все, помрешь?

А.Б.: Много раз. Моя передача «Спокойной ночи», как явствует из названия, выходит в эфир в позднее время, и часто сказывается напряжение дня... Я сдерживаюсь, конечно, но считаю, что выругаться даже в прямом эфире правильнее, чем говорить, например, с паузами. Воображе ние слушателя дорисует паузу разным цветистым матом, а ты, может, хотел просто ругнуться слегка.

Р.Г.: Существует гипотеза происхождения известного адреса, по которому обычно посылают. Мол, христианский крест назывался в свое время «хером», так как был похож на эту букву алфавита, и ранних христиан посылали всего лишь на крест их бога, а не куда подальше.

Л.А.: Я сильно сомневаюсь, что это было так. То слово, которое сейчас замещает «хер», относится, скорее всего, к ностратическим языкам (гипотетическая макросемья языков, включающая ряд языковых семей и языков Евразии и Африки) и обозначает шип, хвойную иглу и тому подобное. И хотя в русском языке обозначений пениса много, но это — самое древнее. На каком-то этапе подобные вещи воспринимались как священное, ритуальное сквернословие. Матом оно стало тогда, когда отошло от ритуала. В том же обряде первой борозды нормальным был акт соития с землей. Сейчас бы такого пахаря упрятали бы в дурдом без разговоров. А в армянской и грузинской культурах акт оплодотворения земли был важным обрядовым действием. Вот так новая семантика появляется в тот момент, когда начинается отход от священнодействия.

А.А.: Когда слово приобретает способность передавать и выражать второй и последующий смыслы, тогда и происходит то, о чем мы говорим.

Л.А.: А ведь есть еще один аспект — мат как оберег. Орудие против злых сил. Русская традиция предписывала использовать мат против лешего, он его боялся и убегал. Мартин же Лютер советовал при виде черта оголять зад и поворачиваться к нему этим голым задом.

Р.Г.: А мат, связанный с животными? Он богато присутствует в армянском, особенно относящийся к ослам, но его практически нет в русском.

А.А.: Такие вещи были распространены в греко-римской культуре, а поскольку армяне с ней непосредственно сталкивались, вот и понабрались.

Л.А.: Вообще, с животными связано много анекдотических ситуаций, в которые можно попасть по неведению. В Китае, например, если сказать, что сегодня пойдет дождь, то это страшное оскорбление, так как это означает, что на небе соберутся черепахи, а черепаха, тем более орошающая Землю дождем, — жутко оскорбительное для китайца животное.

Р.Г.: Итак, мат входит в язык. Надо ли с этим бороться?

А.Б.: Я думаю, бороться с этим бессмысленно.

Л.А.: И бесперспективно. С чем бороться, скажем, в языке чукчей или эскимосов? В этих языках существует, например, одно-единственное слово для обозначения пениса, и оно совсем не считается неприличным. А попробуй назвать эскимоса словом, которое на русский переводится всего лишь как «неумеха» — за это, как говорится, ответишь.

А.А.: Попытки, однако, бывали. В викторианскую эпоху в Англии все слова, содержащие малейший намек на секс, или даже «нечистых» животных, заменялись полностью. Свинина тогда стала pork, что никак не связано с pig, ноги стали нижними конечностями...

А.Б.: Мне кажется, что ненормативная лексика достаточно консервативна и с трудом меняется со временем. В армянском набор подобных слов сейчас ничем, наверное, не отличается от того, что был, скажем, лет 50 назад.

А.А.: В какой-то мере. Но каждое поколение создает свои неологизмы. И век интернета убыстрил эти процессы. Другое дело, что армянский язык более консервативен по сравнению с русским, а в последнем все это очень заметно.

Л.А.: Но Авет прав в том, что сам принцип ругательств во многом остается неизменным, в подавляющем большинстве случаев происходит просто замена одного слова другим. И есть еще такой важнейший аспект, который мы упустили из виду — карнавальность мата, его принадлежность низовой культуре. То, чего нельзя говорить и делать в обыденной жизни, дозволяется во время карнавальных представлений. Можно, например, ругать тех, кого нельзя ругать в другие дни.

А.А.: Но при этом всегда существовали определенные границы. Клип с эротикой показывать по телевизору можно, а с порнографией — нельзя, хотя никто еще внятно не определил разницу. Культура, по Фрейду, это — граница, и мы это принимаем. Если нет границы между дикостью и культурой, то нет и культуры.

Л.А.: Резюмируя, скажу, что в любой культуре ругательство имеет целью принизить самое ценное и святое, поэтому-то, изучая ненормативную лексику того или иного языка, можно многое узнать о его носителях, о традициях и обычаях этого народа. Причем с самого низа и с высокой степенью достоверности, без придворных историков и официальных писателей.

Журнал «Ереван», N7-8, 2011