Первый шаг решает все. Сын богатого тифлисского антиквара Иосифа Параджанова избрал путь искусства, несмотря на то, что отец прочил его в продолжатели своего дела. Через несколько лет именно размолвка с отцом сыграла немалую роль в трагедии, которая отразилась на всей его дальнейшей жизни. Во время учебы во ВГИКе Сергей Параджанов женился на Нигяр — девушке-татарке, которая была родом из Молдавии. Однако вскоре в Москву приехали ее братья и, узнав, что она без ведома родственников вышла замуж, потребовали у Параджанова большой выкуп. Сергей в письме буквально умолял отца дать ему требуемую сумму, обещая со временем ее вернуть. Но отец был слишком обижен на сына за то, что тот изменил семейной традиции, и в просьбе отказал. Тогда родственники Нигяр велели ей бросить нищего мужа и вернуться с ними на родину. Молодая женщина воспротивилась. И родня поступила с ней согласно своим диким нравам — ее убили, столкнув под электричку… Параджанов так и не забыл ее до конца дней и в своих первых фильмах часто обращался к молдавской тематике, ассоциировавшейся у него с погибшей возлюбленной. Однако творческий путь человека, которого после смерти назовут последним гением кино XX века, начинался более чем прозаично. За первые десять лет работы в кинематографе Параджанов снял несколько довольно посредственных фильмов, которые не принесли ему ни славы, ни почета. Никто не мог предположить, что их автор способен достичь чего-то большего. Но в 1964 году Параджанов поставил на киностудии им. Довженко фильм «Тени забытых предков», и все изменилось. Фильм был удостоен Первого приза на Всесоюзном кинофестивале в Киеве, а всего за два года проката за рубежом собрал на различных международных фестивалях 28 призов, наград и дипломов. В советском кино вспыхнула новая звезда. Но свет ее был непривычным, чересчур ярким, вызывающим и пугающим. Руководителям Госкино непредсказуемый и экспрессивный режиссер-новатор не был нужен… А экспрессивность его, надо сказать, выражалась не только на экране, но и в повседневной жизни. Как-то в Киеве он отмечал свой день рождения. Шел по улицам и каждого встречного знакомого звал к себе домой праздновать. Пришло человек сто. Двадцать из них с трудом уместились в крошечной квартирке. Остальных Параджанов рассадил в подъезде на лестнице — с первого по пятый этаж. Лестницу устлал коврами, гостям раздал старинные столовые приборы и хрустальные бокалы. Сам же сел в лифт и стал ездить с этажа на этаж. Двери открывались, Параджанов говорил тост, гости, хохоча, чокались. Двери закрывались, Параджанов ехал дальше… Но не все, что он делал, было столь безобидным.
К советской власти отношение у него было особое. Когда под окнами квартиры проходили колонны демонстрантов — майских и ноябрьских, Параджанов выходил на балкон и принимался демонстративно выбивать на них пыль из ковров…
Вскоре Параджанов переехал в Ереван и в 1968 году на студии «Арменфильм» приступил к съемкам художественного фильма «Цвет граната» («Саят-Нова»). Число редакторов и цензоров, «приложившихся» к процессу создания фильма, было просто немыслимым. После многочисленных переделок фильм, тем не менее, не приняли. Руководители Госкино скрыли свое непонимание новаторских идей режиссера под расхожей формулировкой «народу такое кино не нужно». И фильм почти четыре года лежал на полке. Его выпустили в прокат только в 1973 году. Однако «Цвет граната» продержался на экранах всего несколько месяцев, по прошествии которых был снят по весьма серьезному поводу: в декабре 1973 года Параджанова арестовали, обвинив в гомосексуализме — в СССР это считалось уголовным преступлением.
Надо сказать, что Параджанов по сути своей был провокатором и любителем эпатажа. Часто он устраивал перед друзьями, знакомыми, да и просто случайными людьми маленькие спектакли, во время которых трудно было отличить правду от вымысла. Он обожал шокировать публику скандальными заявлениями и придумывал ради этого немыслимые вещи. В одном интервью датской газете он заявил, что его благосклонности добивались аж два десятка членов ЦК КПСС. Естественно, это была шутка, но ее растиражировали по всему миру. Последовала команда посадить Параджанова. Тем более что зуб на него имели многие — и в Госкино, и в Министерстве культуры, и в самом ЦК. Параджанову дали пять лет.
На зоне над ним издевались — и начальство колонии, и некоторые из заключенных. Вдобавок ко всему у него болело сердце, мучил диабет. Но даже в этих нечеловеческих условиях он остался верен себе. Невзирая на насмешки других заключенных, он собирал на тюремном дворе выброшенные цветы, делал из них гербарии и отсылал в письмах друзьям. На зоне у него отняли карандаши — он стал собирать крышки от молочных бутылок, придумал технику гравировки фольги гвоздем. Фольгу заливал смолой и получались «талеры Параджанова» — с изображением Петра I, Хмельницкого, Пушкина, Гоголя. Пару штук тюремные власти изъяли и отправили на психиатрическую экспертизу в Москву, чтобы доказать, что он сумасшедший. Из Москвы пришел ответ: «Талантливый, очень». Спустя годы один из этих «медальонов» попал к Федерико Феллини, и он отлил из него серебряную медаль, которой с тех пор награждают лучший фильм на фестивале в Римини. В тюрьме же Параджанов смастерил из колючей проволоки и собственных носков букет и отправил Лиле Брик к 8 Марта. Она была в восторге и поставила подарок Параджанова в вазу, которую подарил ей Маяковский. Пришлось, правда, чтобы отбить тюремный запах, обрызгать букет одеколоном. Для скончавшегося соседа по нарам Параджанов изготовил из мешковины плащаницу с библейскими сюжетами. В одной из колоний он даже открыл школу живописи… «Самое страшное, — говорил Параджанов, — когда тебя ночью тихо будят за ногу. Значит, переводят в другую зону».
30 декабря 1977 года Параджанова освободили, благодаря усилиям Лили Брик и ходатайству Луи Арагона перед Брежневым. Выйдя на волю, Параджанов долгое время сидел без работы. В кинематограф его не звали, хотя за годы своего бездействия он написал несколько сценариев. Однако ни один из них так и не был востребован. Работать ему не давали. В 1980 году в интервью французской газете «Монд» он сказал: «Чтобы выдвинуть против меня обвинение, меня назвали преступником, вором, антисоветчиком. Мне приписали гомосексуализм и судили за это. Теперь я свободен, но не чувствую себя в безопасности. Я живу в вечном страхе — боюсь выходить из дома, боюсь, что меня обкрадут, сожгут картины из лагеря. Здесь все должны иметь прописку и работу. Но мне не дают работу. Я предлагаю сценарии. «Арменфильм» хотел поставить один из них, но воспротивилось начальство. Меня могут в любое время арестовать, так как я нигде не работаю. Я не имею права существовать, я вне закона… В тюрьме жизнь моя имела какой-то смысл, это была реальность, которую надо было преодолевать. Моя нынешняя жизнь бессмысленна. Я не боюсь смерти, но эта жизнь хуже смерти. Я стучал во все двери. Мне хотели помочь в Армении. Но всякий раз, когда я должен был встретиться с министром, он оказывался в отпуске… Сегодня у меня нет выбора. Отдых мне невыносим. Я не могу жить, не работая. Мне запрещено любое творчество. Я должен поскорее уехать отсюда…»
Но Параджанов не уехал. В октябре 1981 года Юрий Любимов пригласил Параджанова к себе в театр на генеральный прогон спектакля «Владимир Высоцкий» (с покойным поэтом и артистом Параджанова связывали дружеские отношения). На этом просмотре присутствовали также представители Министерства культуры и органов КГБ. Во время обсуждения спектакля Параджанов разобрал все сильные и слабые стороны постановки, дал режиссеру несколько дельных советов. Однако в конце не сдержался. «Юрий Петрович, — обратился он к Любимову, — вы сильно не расстраивайтесь. Если вас за этот спектакль выгонят с работы, то вы не пропадете. К примеру, я уже несколько лет сижу без работы — и ничего. Живу, как видите. Правда, мне помогает сам Папа Римский, который посылает мне алмазы, а я их продаю…» Параджанов разошелся не на шутку и принялся поносить советскую власть, называя ее фашистской. Мол, лучшие люди отечества гниют в тюрьмах и лагерях, а «пыжиковые шапки с Лубянки» никак не могут успокоиться — даже сюда, в театр, заявились. Естественно, после такого выступления пребывание Параджанова на свободе вновь оказалось под вопросом.
В Грузии на режиссера вновь завели уголовное дело — теперь его обвиняли в даче взятки. Он подарил председателю приемной комиссии фамильное кольцо с бриллиантом, чтобы племянника зачислили в институт. Приговор — пять лет условно. На смягчение приговора подействовало то, что за подсудимого заступились его друзья, в частности поэтесса Белла Ахмадулина, бывшая в хороших отношениях с руководителем Грузии Эдуардом Шеварднадзе. Она и написала ему письмо с просьбой посодействовать смягчению наказания. Самое удивительное, что спустя два года Параджанову разрешили вернуться в кинематограф. Вместе с известным актером Давидом Абашидзе Параджанов снял свой третий шедевр — фильм «Легенда о Сурамской крепости». Премьера состоялась в марте 1985 года. Однако, как и ранее, прокат фильма оказался мизерным — было отпечатано всего лишь 57 копий. За пределами отечества фильм имел гораздо больший успех, чем на родине, он был удостоен призов на фестивалях в Трое, Ситсехе, Безансоне, Сан-Паулу.
Талант Параджанова никогда не ограничивался рамками киноэкрана. Он был экспертом, каких мало. Хорошо рисовал, консультировал по керамике, стеклу, фарфору, средневековому искусству, оружию, антиквариату, пользовался непререкаемым авторитетом среди ювелиров. Отлично разбирался в археологии, истории, этнографии, фольклоре и литературе Древнего Востока. При этом мог купить что-то редкое, продать, заработать несколько тысяч — огромные деньги по тем временам, приобрести на них антикварный мебельный гарнитур и тут же подарить его человеку, который когда-то прислал ему в тюрьму торт.
В последние несколько лет своей жизни Параджанов продолжал активно работать в кино. В 1986 году он снял документальный фильм «Арабески на тему Пиросмани», а два года спустя — художественный фильм «Ашик-Кериб», в основу которого была положена одноименная поэма Лермонтова. В 1989 году Параджанов приступил к работе над очередным фильмом — «Исповедь», который должен был стать автобиографическим. Однако снять его так и не успел. У него обнаружили рак легкого. В Москве ему сделали операцию, но состояние не улучшилось. 17 июля 1990 года он вернулся в Ереван. Спустя три дня Параджанова не стало.
Обласканный мировой славой, но так до конца и не понятый и не принятый в своем отечестве, поставивший 8 фильмов и получивший три срока, родившийся в Тифлисе и умерший в Ереване, за 66 лет своей жизни Параджанов создал десятки киносценариев, сотни коллажей, инсталляций, картин, рисунков, работ в керамике… Перед ним преклонялись и его преследовали, им восхищались и не давали ему работать, его любили и ненавидели, уважали и боялись. Эксцентричный, экспрессивный, эпатажный, веселый, циничный, ранимый… Но если отсеять все лишние слова, останется одно-единственное слово — гениальный. Ибо он ушел из жизни, а жизнь его осталась. Ярчайшим воспоминанием для каждого, кто его знал.
Киносценарист Борис Сааков:
— Как-то мне сказали, что к нам в Госкино пришел Параджанов, чтобы оформить командировку на международный кинофестиваль в Южной Америке, где он должен был представлять свой нашумевший фильм «Тени забытых предков». Я вышел в коридор и стал свидетелем следующей картины. Пока шло оформление документов, он слонялся по коридорам и всем шутя говорил: «Мне заказывайте билет в один конец». Причем говорил это достаточно громко, периодически заглядывая в кабинет внешних связей. Ему очень нравилось, как реагируют на его слова окружающие, особенно женщины, которые то и дело хихикали. В итоге на кинофестиваль он не попал и на долгие десятилетия стал невыездным.
Однажды я приехал в Киев на день рождения актрисы Людмилы Зинчук, с которой был очень дружен. Приглашая меня, она между прочим сказала, что придет и Параджанов. На дне рождения собралась большая компания кинематографистов, но Параджанова, которого все с нетерпением ждали, все не было. И вдруг к 12 ночи раздался звонок в дверь. На пороге стоял Параджанов и держал над головой голубую вазу венецианского стекла, наполненную шампанским, в котором плавали белые фиалки. Именинница была в восторге от подарка, но на следующее утро ваза исчезла. Подумать на кого-то из гостей было даже неприлично. И только через три дня, на киностудии, Людмила встретила Параджанова. Он побежал ей навстречу, крича: «Люся, это я забрал твою вазу! Извини меня. Я просто не успел ею насладиться. Я тебе ее обязательно верну!» Вазу он так и не вернул. Поговаривали, что подарил ее потом какому-то польскому актеру.
Фильм «Цвет граната», как известно, построен по принципу миниатюр. Его съемки потребовали множество реквизита — верблюдов, ослов, сусального золота… Во время работы Параджанова страшно нервировало то, что директором картины был назначен не тот человек, которого он хотел бы видеть рядом. Более того, Параджанов принимал его за агента КГБ. Хотя это было не так. Добродушный, милый и добрый директор картины Меликсетян был старым работником киностудии. И вот для съемок одной из сцен привели осла, которого Софико Чиаурели должна была нежно поглаживать и что-то ему говорить. Но осел при этом все время возбуждался, что в кадре выглядело очень неприлично. На этого осла была угрохана куча пленки, приходилось переснимать снова и снова. Что и стало поводом для очередного выговора Меликсетяну. Параджанов кричал, что тот выбрал слишком сексуального осла, эротомана. Пришлось осла заменить, съемки продолжились только на следующий день. Чтобы «выдавить» из картины Меликсетяна, Параджанов придумывал для него немыслимые задания. Как-то он стал орать, требуя, чтобы на съемках была не фольга, а настоящее сусальное золото. Бедный Меликсетян был в отчаянии, он подходил к каждому и чуть не плача говорил: «Вы слышали, что Параджанов мне сказал? Он же ненормальный! Теперь он требует от меня золото с усами…»
Когда пришло время сдавать черновой вариант картины, принимать его приехал премьер-министр Армении, человек очень интеллигентный и порядочный. Приехал, посмотрел фильм и, ничего не сказав, уехал. А Параджанов стал всем говорить, что, мол, тот ему заявил, что в фильме много «мастики». Что якобы этот министр был раньше полотером и слово «мистика» путает с «мастикой». Конечно же, Параджанов просто придумал все это. Так он и наживал себе врагов, причем врагов достаточно сильных.
Кинорежиссер Ванцеттти Даниелян:
— Раз на киностудии «Арменфильм» меня встретил Артавазд Пелешян, в то время еще студент ВГИКа, и попросил зайти на показ его дипломного фильма «Мы». Ему было интересно услышать мое мнение. Посмотрев картину, я был просто потрясен. Выйдя из зала, я, будучи еще под ее воздействием, столкнулся с Параджановым. «Хочешь увидеть удивительного кинорежиссера? Посмотри его фильм!» — предложил я ему. Параджанов пошел на повторный сеанс. После просмотра толпа кинематографистов медленно спускалась по лестнице. Обогнав всех, Параджанов встал наперерез и громко сказал: «Стоп-стоп-стоп!» Шествие остановилось. «Скажите, сколько талантливых режиссеров имеет армянский народ?» Кто-то из толпы крикнул: «Сколько?» Параджанов ответил: «Два. Это Параджанов и Пелешян, и у обоих фамилия на букву П. Артавазд, а знаешь какая разница между нами?» Пелешян не нашелся, что ответить. «Разница в том, что Параджанов педераст, а Пелешян нет…» Услышав это, я подскочил к нему и со всего размаха отвесил ему пощечину. Он от неожиданности упал. «Ты что говоришь?! — кричал я на него. — Почему ты сам себя позоришь?» На что он ответил: «А что такого? Хорошее забывается быстро, а плохое летит-летит-летит… Пусть обо мне говорят хоть плохое…»
Параджанов часто слал дерзкие телеграммы разным высокопоставленным лицам. Как-то, когда он в Лори снимал фильм «Цвет граната», председатель Госкино Армении Айрян послал ему телеграмму: «Режиссеру Параджанову. Подготовить черновой материал фильма. Еду для просмотра. Айрян». На что получил ответную телеграмму: «Председателю Госкино Армении товарищу Геворгу Айряну. Кино — это МОЯ профессия. А вы занимайтесь вашими шашлыками и кебабами. Режиссер-постановщик Параджанов». Позднее съемочная группа поехала на Севан снимать настоящий ишхан — севанскую форель. А ишхан на Севане уже в то время был в дефиците. И вот оттуда Параджанов посылает телеграмму Генсеку ЦК КПСС Брежневу: «Первый Секретарь ЦК Армении Антон Ервандович Кочинян съел весь ишхан озера Севан и не дает мне 2 килограмма для съемок фильма «Цвет граната». Постановщик и режиссер Сергей Параджанов». Брежнев, получив эту телеграмму, был в недоумении. Он звонит Кочиняну, с которым, кстати, был в большой дружбе (они вместе когда-то учились), и говорит: «Антоша, ты что, не можешь обеспечить два килограмма ишхана? Почему я должен этим заниматься?»
Или чего стоила телеграмма, посланная им в годы вынужденной бездеятельности: «Москва. Кремль. Косыгину. Поскольку я являюсь единственным безработным кинорежиссером в Советском Союзе, убедительно прошу отпустить меня в голом виде через советско-иранскую границу. Возможно, стану родоначальником иранского кино. Параджанов».
Параджанов любил распространять о себе самые скандальные и невероятные слухи. Как-то грузинские кинематографисты узнали, что Параджанов находится в Тбилиси, но живет не у себя дома, а в гостинице «Иверия». Они купили барашка, взяли шарманку и двух кинто с Авлабара и приехали к нему. Снизу звонят к Параджанову и говорят, что хотят к нему подняться. «Нет, ребята, не мешайте мне. Я нашел одного араба, такой красавец! Три часа как минимум я буду занят», — отвечает тот. А в гостинице в это время действительно проживали арабы. Грузины были в шоке, но решили все-таки дождаться Параджанова. Поднимаются к нему на этаж и ждут в коридоре. Из номера Параджанова выходит человек в одеянии араба. Тогда они начинают стучать в дверь — тишина. Дверь оказалась незапертой. Заходят — никого. Делегация спускается вниз и видит, что вышедший из номера «араб» стоит в окружении других арабов и что-то лопочет, активно жестикулируя. Присмотревшись, они узнали в «арабе» Параджанова! Эпатаж для него был превыше всего.
Искусствовед Генрих Игитян:
— Однажды я поехал по делам в Киев и по приезде позвонил Параджанову. Тот страшно обрадовался: «Приезжай скорей. У меня тут стол накрыт!» У Параджанова в гостях я застал незнакомую пару — работника тбилисского военкомата с женой. Параджанов сразу бросился угощать, расспрашивать о том о сем. Потом, помявшись, признался, что эти люди хотят приобрести у него картины, а он рекомендовал им меня как лучшего оценщика. Зная, что у Параджанова нет денег и удачная сделка нужна ему как воздух, я согласился. Сергей попросил: «Отвернись к окну!» Несколько минут за спиной слышался шум передвигаемой мебели, какие-то стуки… «Можешь повернуться!» — раздался голос Параджанова. На стене висели шторы, свет в комнате погашен, включены торшеры и какие-то софиты — целый спектакль. Затем Параджанов торжественно раздвинул шторы, и я увидел 2 жуткие копии голландской живописи в аляповатых рамах из папье-маше, купленные где-то в комиссионке. Супруги зорко следили за нами, чтобы мы не могли подать друг другу какой-нибудь условный знак. «Ну, сколько?» — спросил грузин. Я задумался: «В конце концов, что важнее: сказать правду военкоматскому вору и взяточнику или дать возможность другу, гениальному человеку выбраться из финансовой ямы? Кому нужна моя правда?» Победила дружба. «Но во сколько оценить? Ведь Серго явно уже назвал им какую-то цену… Тысяча? Вряд ли ради этого он устроил бы такой спектакль. Пять тысяч? Слишком нагло…» И я рискнул: «Эти картины стоят минимум три тысячи рублей!» Параджанов подпрыгнул от радости аж до потолка: «Я же говорил вам — это лучший искусствовед в Советском Союзе!» Как оказалось, Сергей назвал им ту же самую цену. Картины были проданы.
Как-то я с семьей встречал Новый год у Параджанова в Тбилиси. Прекрасно проводим время, за интереснейшими беседами, дело идет к утру, все уже устали, клонит в сон. Вдруг Сергей облачается в свой домашний халат и в таком виде выходит к гостям. Я ему говорю: «Сергей, зачем ты ищешь актера на роль царя? Ведь ты и есть царь! Вылитый!» Параджанов сразу посерьезнел: «Я никогда не буду сниматься! Я слишком уважаю свою профессию режиссера».
Параджанов любил делать подарки. Причем часто совершенно незнакомым людям. Встретит на улице солдат, вышедших в увольнение. Командует им: «Стоп! У вас свободное время? Пошли ко мне!» И вел к себе домой, кормил, поил, расспрашивал: «Что ты любишь? Есенина? Вот тебе томик Есенина». Каждому что-нибудь дарил. Или, например, идут по улице иностранцы, англичане. А у него на балконе висел красивый ковер. Англичане и знать не знают, кто там живет. Сопровождающие их грузины показывают на ковер: «Посмотрите, какой красивый!» Англичане восторгаются. Параджанов с балкона: «Вам нравится?» — «Oh, yes!» Тут же снял ковер со стены и бросил им вниз прямо с балкона: «Презент!»
Будучи в Ереване, Параджанов написал заявку на фильм по эпосу «Давид Сасунский». На главную роль он предложил… Шарля Азнавура! Я удивился:
— Ты соображаешь, что предлагаешь? Ты вообще Шарля видел? Он же маленький, щупленький…
— Эх ты, фраер, ничего-то ты в кино не понимаешь! Я буду только крупные планы снимать, торс, бицепсы. Понял? Ты его профиль видел?!
Короче, он отнес заявку в приемный отдел ЦК. Там на него долго и внимательно смотрел дежурный милиционер и вдруг строго спросил:
— Ты тот самый Сергей Параджанов, о котором говорил «Голос Америки»?
— Да…
— Ты знаешь, я тоже стихи пишу!
В общем, с милиционером они подружились. Но на заявку Параджанов получил отказ…
Параджанов с сыном поехал в Ленинград. На улицах города его ждал шок — повсюду висели рекламные афиши нового итальянского фильма, а на них красовалось лицо… Параджанова! Оказалось, что местные ребята-художники, заранее узнав о приезде Мастера, решили устроить ему сюрприз. Воспользовавшись фотографией, они вместо главного героя фильма нарисовали на афишах портрет Параджанова в шляпе.
Параджанову долго не давали работать, он был на грани: «Я тебя умоляю, помоги мне уехать за границу, не могу больше! Они меня достали…» И вот однажды мне разрешили командировку в Париж. В течение месяца я всяческими ухищрениями и тайными переговорами добился, чтобы Параджанову нашли фиктивную жену, и он смог выехать. А во Франции ему предоставили бы собственный дом и все условия для работы. Вернувшись, я, довольный, помчался к Параджанову: «Сергей, я все устроил, ты едешь во Францию!» Неожиданно он запахнул халат, выпрямился и гордо ответил: «Я никуда не поеду! Это моя родина. Пускай они сами убираются!»
Однажды после его отсидки я поехал к нему в Тбилиси. Он был подавлен, практически не работал. Я предложил ему:
— Сергей, давай переезжай в Ереван.
— А где я буду жить?
— У меня там трехкомнатная квартира, выбирай себе любую комнату.
— Да ты знаешь, сколько ко мне народу будет ходить?
— Пускай ходят, это же твоя комната, делай, что хочешь.
— На что я буду там жить?
— Я получаю 230 рублей, ты будешь получать 300.
— А что я должен делать?
— Что хочешь — сценарии пиши, рисуй.
Параджанов внимательно посмотрел на меня, затем вышел на открытый балкон и громко, с пафосом обратился к прохожим на улице:
— Грузины! Армяне предлагают мне 300 рублей в месяц, чтобы я переехал в Ереван. А мне в день нужно 300!
И вернулся в комнату. Я рассердился:
— Что ты паясничаешь? Я же тебе от души предлагаю, начни работать.
Параджанов молча спустился в маленькую комнатку на первом этаже и вдруг, разразившись отборным русским матом в адрес чиновников, разрыдался.
— Ты единственный человек, который приехал из Армении, чтобы предложить мне работу…
Сергей (Саркис) Иосифович Параджанов (Параджанянц)
Родился 9 января 1924 года в Тифлисе (Тбилиси)
Режиссерские работы:
«Андриеш» (1954), «Первый парень» (1958), «Украинская рапсодия» (1961), «Цветок на камне» (1962), «Тени забытых предков» (1964), «Цвет граната» (1969), «Легенда о Сурамской крепости» (1984), «Ашик-Кериб» (1988)
Сценарии:
«Тени забытых предков» (1964), «Цвет граната» (1969), «Этюды о Врубеле» (1989), «Лебединое озеро. Зона» (1990)
Народный артист Украины (1990), народный артист Армении (1990)
Скончался 21 июля 1990 года в Ереване, похоронен в Пантеоне деятелей армянской культуры
Журнал «Ереван», N3, 2007