Добрые фильмы о главном

6 больших имен, 6 явлений в истории мультипликации, 6 человек, сделавших наше детство ярким и незабываемым.

Досье
Роберт Аршавирович Саакянц родил­ся в 1950г. в Баку.
С 1964г. живет в Ереване, с 1970-го работает на киностудии «Арменфильм» в качестве художника- мультипликатора.
Режиссерский дебют состоялся в 1972г. фильмом «Лилит».
Снял около 150 мультипликаци­онных картин разного формата («Лисья книга», «Охотники», «Ишь ты, Масленица», «В синем море, белой пене...», «Кикос», «Храбрый Назар», «Ух ты, говорящая рыба!», «Кнопка», «Тебе, Армения», «Таверна» и т.д.), за­воевавших награды на всесоюзных и международных кинофестивалях: во Франции, Италии, Испании, Германии, Японии, Украине, России, Эстонии, Армении. Народный артист РА. Явля­ется художественным руководителем объединения мультипликационных фильмов киностудии «Арменфильм».

Лисья книга

Терпеть не могу всякие юбилеи, в большинстве своем они очень условны. Но 70-летие армянской мультипликации для меня равно­значно юбилею Льва Атаманова— великого человека, в адрес кото­рого я ни от кого не слышал ни­какой критики! В 1968г. Валентин Подпомогов, подростком работавший у Атаманова, восстановил производство мультфильмов в нашей стране — именно на его студии мы и начинали. А сама мысль о том, что Хитрук (а он тоже работал с Атамановым) шел по улице Теряна на работу, где его, возможно, так же ругали за опоздание, как годы спу­стя нас, не может оставить равнодушным никого! Словом, для меня и многих наших гостей эта встреча, скорее, связана с име­нами тех, благодаря кому в республике есть мультипликация.

Армянскому Фонду Ролана Быкова уда­лось привести на юбилей потрясающих людей, которых и в Москве-то собрать вместе нелегко. Причем президент фонда Нуне Манукян так увлеклась, что непре­рывно дополняла список приглашенных. Кстати, гости признавались, что уже лет 15 не проводили время так здорово. Когда-то в СССР мультипликаторы съезжались не меньше трех раз в год и отчитывались друг перед другом снятыми картинами. С тех пор многое изменилось и теперь встреча в Ереване — событие уникальное.

В результате недальновидной политики Советского Союза мы получили ряд госу­дарств с претензиями на историю, границы и черт еще знает на что. С другой стороны, именно в те годы у всех республик появи­лись кино, картинные галереи, академии наук. Были созданы тепличные условия для развития искусства и культуры.

Свой первый фильм я сделал случайно: режиссер Ара Вауни задумал снять карти­ну «Лилит» по армянской миниатюре, на потрясающую музыку Тиграна Мансуряна. Но он был эдаким богемным художником и так и не приступил к работе. Вскоре его уволили. А проект передали мне.

Однажды гадалка сказала моей жене, что вся наша квартира в тухт-у-гирах (бумаги с особыми письменами для наведения пор­чи — ред.). Но беспокоиться не о чем, так как меня оберегает один из предков. И я не раз имел возможность в этом убедиться (не спугнуть бы!). Председатель Госкино Армении Рафаэль Самсонов после про­смотра фильма «Храбрый Назар» сказал, что я напрочь лишен чувства юмора и что надо бы мне передохнуть. Это означало запрещение снимать. И тут, должно быть, вмешался тот самый предок: сразу по­сле этого разговора я приехал на студию, где узнал, что Центральное телевидение предлагает союзным республикам снять мультипликационные фильмы для цикла, посвященного национальным сказкам. Так что последующие пять картин я сделал по мотивам армянских сказок.

В России самые узнаваемые из моих работ — «Ишь ты, Масленица» и «В синем море, белой пене...». Мне говорили, что «Масленицу» по ТВ крутят каждый сезон, практически как «Иронию судьбы» под Но­вый год. Ну а фильмом-бомбой была «Лисья книга», о которой говорили, что она откры­ла новую страницу в советской мультипли­кации. Такая же судьба могла сложиться и у «Охотников». После просмотра этой кар­тины Хитрук на съезде правления Союза кинематографистов в Москве сказал, что из Армении в конце года привезут еще одну бомбу. Но фильм так и не попал в прокат. Причин тому было две: москвоцентризм и абсолютно наплевательское отношение армянских киновластей.

Когда я уже собирался начать работу над «Лисьей книгой», против меня раз­вернули целую кампанию. Даже пытались отобрать сценарий. Но вернули, так как все остальные отказались от него. Вот мы с художником Овиком Дилакяном и компо­зитором Давидом Азаряном и решили эф­фектно попрощаться — сделать рок-оперу. Заметьте, в 1975г., в СССР! Кстати, в данном случае нам на руку сыграла безалаберность руководства, которое ни разу не проверило работу на этапах. В итоге мы сделали все как надо. А дальше события развивались и вовсе неожиданно: дирекция не особо поня­ла, но все-таки приняла фильм, а потом его посмотрел председатель Госкино Армении Геворк Айрян. Он спросил присутствующих, уразумел ли кто-нибудь, о чем тут речь? На что директор студии Карен Калантар ответил: «Я ничего не понял, но спросил у авторов — они говорят, что это гениально». Айрян отреагировал совершенно потрясаю­щей фразой: «Я в свое время не понял «Цвет граната», а потом оказалось, что это Парад­жанов. Сейчас не приму, а потом окажется, что ошибся, и опозорюсь на всю жизнь».

Я агрессивен в том, в чем уверен. Я агрес­сивно не верю в «неотмирасевойность» художника. Таких я просто не уважаю. Во всяком случае, в армянской реальности я не имел права сидеть в стороне. Жить в воюющей стране, пережившей огромное ко­личество трагических событий, и не реаги­ровать на это я просто не мог и нередко вы­ступал по разным поводам в массмедиа. Так вот, после моего очередного выступления по телевидению с крайне непопулярным взглядом на кое-какие проблемы, в теле­компанию стали приходить письма и звон­ки с угрозами. Заметьте, угрожали не мне, а телекомпании! Вашего покорного слугу трогать они не собирались — уважают, но при этом грозились убить тех, кто дал мне возможность высказаться. Фантастический народ, удивительно трепетно относящийся к искусству и людям искусства. Наверное, именно поэтому в самые «запретные» вре­мена у нас были и рок, и джаз...

Как-то позвонил Александр Цекало и сказал, что давно ищет меня. Встрети­лись, пообщались... Так появился клип на песню «Маленький». Потом, уже по его «наводке» связался со мной Леня Агутин и случился клип «Луна». Интересно, что это были именно те исполнители, с которыми я сам хотел сотрудничать. А вот как вышел на меня Боря Моисеев, не знаю. Но с ним я работать отказался. Скажем так, по идей­ным соображениям.

Жан-Поль Сартр сказал, что, если он уви­дит, как тонут «Джоконда» и котенок, без раздумий бросится спасать котенка. Рань­ше меня это возмущало, а сейчас, думаю, я в этой ситуации даже не обернулся бы на «Джоконду». История еще не доказала, что возвышенно-одухотворенные художники сделали для мировой культуры больше, чем пьяницы, дуэлянты, хулиганы и бабники.

 

Досье
Андрей Юрьевич Хржановский родился в 1939г. в Москве. В 1962г. окончил ВГИК.
С того же года начал работать на кино­студии «Союзмультфильм». Снял ани­мационные фильмы «Бабочка», «День чудесный», «Я к вам лечу воспомина­ньем», «Осень», «Полтора кота» и др. Преподаватель ВГИКа, заведующий кафедрой режиссуры анимационного фильма.
В 1993г. совместно с Э.Назаровым, Ю.Норштейном и Ф.Хитруком органи­зовал школу-студию «ШАР». Обладатель премии «Золотой Овен» «За уникальный вклад в развитие языка кино» (1994г.), Золотой пуш­кинской медали «За вклад в развитие, сохранение и приумножение тради­ций отечественной культуры» (1999г.). Член Академии кинематографических искусств «Ника».
Заслуженный деятель искусств Рос­сии, лауреат государственных премий России.

Полтора кота

Я с раннего детства любил ри­совать и разглядывать разные афиши на стенах. О том, что делом жизни для меня стала режиссура, не жалел никогда. А режиссер анимации — част­ный случай этой профессии. Создавать фильм по стихам — очень слож­ная история. Огромную роль здесь играют внутренние, глубоко личные мотивы. Вот, например, бывают стихи, которые входят в тебя навсегда, и вокруг них образуется что- то вроде небольшого клуба людей, которым ты можешь позвонить в любое время и ска­зать: «Знаешь, что «осенний ветер у меня в саду сломал нежнейший из цветов на грядке, и я никак в сознанье не приду, тоска в душе и мысли в беспорядке. Тоска не только в том, что он в грязи, а был мне чем- то непонятным дорог, — шаг осени услы­шал я вблизи, отцветшей жизни померт­велый шорох»?» (Стихи Николоза Бара­ташвили — ред.) Получается, что ты при­сваиваешь себе эту поэзию. Точно так же, как стихи Пушкина и Лермонтова. Да по одной только странице Михаила Юрьевича можно снять целый фильм, но ведь к этому нужно еще прийти, до этого нужно дора­сти. Мой последний мультфильм создан по стихам Иосифа Бродского. И к нему я тоже шел невероятно долго.

В картине «Полтора кота» Бродский говорит, что в прошлой жизни он точно  был котом. Предполагаю, что и я тоже. Причем определенно рыжим и пушистым. Не люблю сиамских — гладких и злобных. Иногда мне, признаться, кажется, что я и в настоящей жизни — кот. Я и по гороско­пу Кот, и по многим другим совпадениям. (Впрочем, я мог бы быть кем угодно, кроме, пожалуй, коровы.) Но на этом наши с Брод­ским похожести не кончаются. Как и он, я жил в полутора комнатах коммунальной квартиры. Одна ванная и одна уборная на зз комнаты. Два лейтенанта НКВД и еще несколько человек той же ориентации. Потом, у нас с Бродским очень похожие от­ношения с родителями, друзьями, со всем тем, что нас окружало.

Планов экранизировать кого-нибудь из армянских поэтов у меня не было, но вот включить в звуковой ряд одного из фильмов фрагмент сочинения моего друга компози­тора Альфреда Шнитке «Книга скорбных песнопений» на стихи средневекового ар­мянского автора Григора Нарекаци — до сих пор мечтаю. Вообще-то, армянских поэтов давно не читаю. Познакомился я с ними в период увлечения поэзией как тако­вой — даже страшно вспомнить, когда это было. Я вижу, сколь прекрасны ваша земля и ваша культура, но они требуют глубокого погружения, а не поверхностного знания. Пока храню в душе очарование и благодар­ность, но чем это может закончиться, не­понятно. Я несколько дней назад вернулсяиз Америки и думал: вот сейчас все перечи­таю, пересмотрю из американской литера­туры и кино. А тут приглашение в Армению, и я опять думаю: не успел перед дорогой перечитать Мандельштама. Кстати, он так дорожил очерками об Армении, что, когда у него появился реальный шанс издать сборник, но цензура исключила армянский цикл, отказался его печатать.

Я думаю, что после распада Советского Союза мы очень много потеряли: все раз­брелись по своим углам, перестали получать подпитку друг от друга. А ведь это когда- то вошло в нашу кровь, мы жили одной большой прекрасной семьей. Я не хочу ни­кого выделять: каждая школа отличалась чем-то, присущим только ей. Армянская была мне очень симпатична, в частности то, что делал Роберт Саакянц. Мне казалось, в его работе отражены лучшие традиции армянской культуры. Роберта Саакянца сегодня вполне можно считать брендом Армении. Хотя нет, все-таки армянской мультипликации. Брендом Армении я предпочел бы считать Арарат — как в виде горы, так и в виде коньяка.

У всех нас сегодня есть чувство возвра­щения в нашу общую юность, и спасибо друзьям из Армении за то, что они решили семидесятилетний юбилей национальной мультипликации превратить в наш общий праздник, ведь для нас он не менее важен, чем для вас.У всех нас сегодня есть чувство возвра­щения в нашу общую юность, и спасибо друзьям из Армении за то, что они решили семидесятилетний юбилей национальной мультипликации превратить в наш общий праздник, ведь для нас он не менее важен, чем для вас.

 

Досье
Эдуард Васильевич Назаров родился в 1941г. в Москве. Окончил Строгановское художест­венно-промышленное училище.
В анимации с 1959г. Начал прори- совщиком, затем стал ассистентом художника-постановщика у Ми­хаила Цехановского, позже работал художником-постановщиком у Федора Хитрука. Режиссерский дебют состоялся в 1973г. фильмом «Равновесие страха». Самые популярные работы — «Прин­цесса и людоед», «Охота», «Жил-был пес», «Путешествие муравья».
С 2007г. — художественный директор студии «Пилот».
Заслуженный деятель искусств РСФСР, обладатель ряда кинонаград.

Жил-был пес

Чтобы заниматься анимаци­ей, в первую очередь нужно иметь терпеливую задницу — долго сидеть и искать своих героев. Я завидую художникам, из-под руки которых выходит совершенная линия. Я такой никогда не проведу. Для меня самое главное в линии не красота, а чтобы она содержа­ла характер, который я пытаюсь создать. У меня красивого рисования не бывает. Я делаю мультфильм, поскольку, как мне кажется, умею и хочу это делать. А уж как он держится на экране, — это, скорее, заслу­га зрителя. Спасибо ему за долгую жизнь моих произведений!

Жизнь не часто дает возможность посме­яться — не хватало еще делать печальную анимацию! Хотя создавать чисто смешной мультфильм достаточно тяжело. В том же веселом «Жил-был пес» все равно проска­кивают грустные нотки.

Мультфильм — как консервы. В нем все спрессовано. За 5—го минут ты должен по­лучить столько эмоций и образов, сколько при просмотре полнометражного фильма. Скажем, в «Жил-был пес» я очень хотел по­казать, что волк и пес — давние знакомые, в молодости один охранял стадо, а другой нападал на него. Но экранного времени не хватило, и все их прошлое вылилось в один диалог. Кстати, тут может возникнуть во­прос: если они были врагами, то почему по­могают друг другу? Но ведь в жизни бывает так, что тебе способен помочь только такой же дурак, как ты сам, то есть кто-то, похо­жий на тебя. Расскажу историю, которая произошла в Доме престарелых актеров в Матвеевском. У одного известного режиссера игрового кино были жена и любовница. Узнав о существовании соперницы, жена  плеснула ей кислотой в лицо, совершенно обезобразив. Та исчезла с горизонта их супружеской жизни. Дожив до глубокой старости со своей женой, режиссер скон­чался, а старушка-вдова попала в Дом престарелых, где встретила женщину, кото­рую когда-то покалечила. И они стали там лучшими подругами. Любовь к режиссеру в конце концов соединила их.

Мой волк, говорят, похож на Джигарха­няна. Однако сначала был волк, а актер появился потом. Я долго думал: кого взять на эту роль? Армен Борисович до этого в мультипликации не работал, но его голос я, естественно, слышал. И вот иду по коридору, почесывая затылок, а навстречу мне — ре­дактор нашей студии Арнольд Григорян:

— Ты что такой грустный?

— Да вот, Джигарханяна не могу найти... Он незамедлительно набирает номер — оказалось, они старые друзья. На следую­щий день, когда в студию пришел Армен Борисович, я с ужасом посмотрел на него, на рисунок... Волк сутулый и Джагарханян сутулый. Думаю, все, пропал... А он подо­шел, посмотрел: «Нормальный волк, будем работать». Похож персонаж на озвучив­шего его артиста и в «Винни-Пухе». Я был художником-постановщиком этого фильма. Но и здесь сначала придумали Пуха, а по­том появился Леонов. Он, кстати, сначала нам не подошел. Его попробовали... и по­просили следующего. Хитрук хотел еще кого-нибудь записать, но оказалось, что финансовый лимит на пробы исчерпан. Вот тогда кому-то (не помню точно кому, но на­деюсь, что мне) пришла в голову гениаль­ная идея взять и чуточку убыстрить пленку с Леоновым. Впрочем, больше всего Пух напоминает Хитрука. Чаще всего персона­жи обнаруживают сходство с художником.

 Многие говорят, что мои волк, пес и даже муравей смахивают на меня. Да и Винни тоже — например, поворачивает голову без помощи шеи, так же чешет в затылке. Времена меняются, появляются новые технологии. У компьютера есть свои преимущества и недостатки. Первые — чи­сто технические. В частности, если при­глядеться, видно, что Винни-Пух то светло- коричневый, то почти бурый. Экран как бы дышит. С одной стороны, вроде бы недо­статок, а с другой, видно, что мультфильм сделан живым человеком. Эти маленькие ошибки досадны, но их прощаешь. У меня, например, в «Жил-был пес» у волка в одном из кадров отрываются усы и скачут по пу­зу. Зритель не видит, но я-то знаю об этой оплошности! А компьютер все выровнял, выгладил. Ненавижу создаваемые таким об­разом абсолютно космические персонажи. Они холодные, неживые, я их боюсь.

Я не против Америки, я против «моно- культурия». Запад идет своим путем, а в на­ших мультфильмах еще остались отголоски прежней ментальности. Разница—в образе жизни, в характерах, в отношении к проис­ходящему. Все это откладывает отпечаток и на то, как человек дышит, как живет, как рисует. Это разница национальная. И слава Богу! Своей непохожестью ты и интересен другим. Скажем, специфика армянской мультипликации в чисто национальной любви к краскам: резкие контрастные цвета, контрастные движения, быстрая перемена кадров. Мне кажется, это потому, что здесь хорошо работает солнце, причем работает изнутри — все от богатства души.

Думаю, за то, что телевидение порой делает с детьми, можно и расстреливать. Потому что искалеченные дети — это ис­калеченное будущее.

 

Досье
Александр Константинович Петров родился в 1957г. в Ярославле.
В 1976г. окончил Ярославское художественное училище.
В 1982г. окончил художественный факультет ВГИКа (мастерская Ивана Иванова-Вано). Работал художником-постановщиком анимационных фильмов на киностудии «Арменфильм» (1981—1982гг.) и на Свердловской киностудии в Екатеринбурге (1982—1992гг.). Снял 5 анимационных картин («Корова», «Сон смешного человека», «Русалка», «Старик и море», «Моя любовь»), получивших широкую известность благодаря уникальному методу «ожившей живописи».
Четырежды был номинантом премии «Оскар» в категории «Лучший короткометражный анимационный фильм», а в 1999г. получил эту престижную премию за картину «Старик и море». Член Союза кинематографистов России, член Международной ассоциации аниматоров, член Американской киноакадемии.

Сон смешного человека

Как все нормальные дети, я когда- то с удовольствием смотрел мультфильмы. Но моя любовь к анимации не прошла вместе с детством. Однажды, будучи уже студентом художественного училища, я попал в просмотро­вую студию — Юрий Норштейн работал над фильмом «Лиса и заяц». Нас завели в комна­ту, посадили, потом зашел молодой рыжий режиссер, который все шутил по поводу ма­териала будущего мультфильма и хохотал с друзьями. Увидев отснятый материал, еще даже не озвученный, я был просто потрясен. Неудивительно, что теперь это классика. По образованию я — художник-поста- новщик, сделал около десяти картин для разных режиссеров, каждый из которых требовал чего-то своего. Я с удовольствием адаптировался под их желания, проверяя собственные силы, и каждый раз ставил за­дачу не быть похожим на себя предыдущего. Когда стал делать собственные фильмы, проблемы выбора изобразительного языка как бы не было. Довольно быстро я понял, что свои идеи оптимальным образом смогу выразить с помощью живописи, она стала самым органичным моим инструментом, и это было просто и естественно. Стиль ожившей живописи появился у меня тогда, когда я... перестал заботиться о стиле. Почти для каждого фильма у меня есть реальные прототипы, которые живут по соседству и которых я очень люблю. Эта традиция сложилась как-то сама по себе, еще с дебютного фильма «Корова». Мне не пришлось ничего придумывать — герой был в возрасте моего сына, и, поскольку я его часто рисовал, персонаж этот очень органично вошел в картину.

В «Сне смешного человека» я долго не мог найти образ, который бы соответствовал моим представлениям о герое Достоевско­го. Месяца три он оставался у нас буквально безликим, пока однажды я не понял, что лицо моего оператора Сергея Решетнико­ва и есть то, что мне нужно. Будучи очень скромным человеком, он стал отказываться, но в итоге ему пришлось сдаться. Причем, переодевшись, он здорово преобразился, даже походка изменилась. Я считаю себя неплохим рисовальщиком, но сам бы такого лица не придумал.

После выхода «Старика и моря» я пообе­щал себе, что впредь в моих картинах ничего не будет ни капать, ни плескаться, и вообще воды будет как можно меньше. Изображение воды в мультипликации требует неимоверно объемной работы и огромного количества времени — просто мука. С другой стороны, живописная ани­мация воды очень украшает фильм. Многие зрители мне позже говорили, что море их завораживало настолько, что они даже за­бывали о самой истории.

Получив «Оскара», я понял, что для чи­новников, ответственных за обустройство художников, поэтов, музыкантов, всякие такие погремушки имеют немалое значе­ние. А еще, благодаря этому золотому че­ловечку наконец сбылась моя давняя мечта: я создал технически обеспеченную студию в родном Ярославле.

Иногда мне хочется поскорее получить результат, но приходится трудиться над ним месяцами. Это издержки профессии, с которыми приходится мириться. Но когда кадр за кадром создаешь картину, этот нето­ропливый процесс завораживает тебя, как ничто на свете. Ты двигаешься в каком-то особом ритме, получая удовольствие от ра­боты. И хотя в душе я очень нетерпелив, эта дистанция до конечного результата вполне соответствует моему жизненному ритму. Многие аниматоры должны без передыш­ки делать фильмы, чтобы зарабатывать на

жизнь. У меня же, к счастью, есть уникаль­ная возможность выбирать. Состояние это довольно привлекательное—ты можешь не торопясь обдумывать свои шаги, осознанно двигаясь к новому проекту.

Не проходит и недели, чтобы я не видел Армению во сне. Это не какие-то конкрет­ные лица, виды, хачкары или пулпулаки. Но я точно знаю, что нахожусь в простран­стве, так или иначе связанном с Арменией. Она живет во мне, и я этим наслаждаюсь. Впервые я приехал в Ереван в 1980-м, чтобы пройти двухмесячную практику в группе Роберта Саакянца на «Арменфильме». Эта «принудительная» практика пробудила во мне такие чувства к анимации, что я понял: не могу жить без кино, а работать должен именно в Армении. По окончании практики я вернулся сюда с семьей. Год работы в Ере­ване стал колоссальным опытом, причем не только профессиональным, но и психологи­ческим. Я понял, что нельзя жить в кино, не отдавая ему себя полностью. Мы даже стали обдумывать, не поменять ли мне фамилию на Петросян! И, возможно, я бы неплохо работал в Армении, но тогда это был бы не совсем я. Полноценно и естественно я могу работать только на российской почве, опи­раясь на родную историю, язык, культуру. И я уехал. Поколесил по России и в итоге вернулся в родной Ярославль. Словом, «где родился, там и пригодился». Но Роберт Саакянц, Юрий Мурадян, Степа Галстян, с которыми я здесь работал, — по сей день для меня эталоны.

Я вернулся в Ереван после 26-летнего пе­рерыва и застал совершенно другой город. Первые два дня мы с женой не могли ничего узнать. Однако, хотя центр совсем изменил­ся, окраины те же. Так что скоро мы нашли Армению нашей молодости, с дорогими и близкими нам людьми, которых, слава Богу, встретили в добром здравии.

 

Досье
Юрий Борисович Норштейн родился в 1941г. в деревне Андреевка Пензенской области. В 1961г., окончив двухгодичные курсы мультипликаторов, начал работать на киностудии «Союзмультфильм». В качестве художника-мультипликатора сотрудничал с известным режиссером Иваном Ивановым-Вано.
В 1968г. дебютировал с мультфильмом «25'/ первый день» — совместной работой с Аркадием Тюриным. В последующие годы снял картины «Лиса и заяц», «Цапля и журавль», «Ежик в тумане», «Сказка сказок» и др. Использует специальную технику многоярусной перекладки изображения, что создает эффект трехмерности.
В1984г. «Сказка сказок» была признана «лучшим анимационным фильмом всех времен и народов» по результатам международного опроса, проведенного Академией киноискусства совместно с АСИФА-Голливуд (Лос-Анджелес).
В 2003г. в Токио на международном опросе кинокритиков и режиссеров лучшей картиной в истории мультипликации был объявлен «Ежик в тумане».

Ежик в тумане

Я живу под знаком того, что выбрал неправильный путь. Мне надо было заниматься живописью. Каждый раз при виде настоящей картины думаю: «На кой черт мне нужна была эта мультипликация?!» Когда я пытаюсь прокрутить пленку своей жизни и понять наконец, когда и как меня занесло в анимацию, то всплывает масса случайностей. Я же мог сесть не в тот троллейбус и на несколько минут опоздать в «Союзмультфильм», и меня бы уже не приняли. Правда, тогда я не находился бы сейчас в Ереване... зато был бы в гармонии с собой.

В последнее время работать стало не то что трудно, а практически невозможно. «Шинель» я начал снимать в 1981г., но за эти десятилетия мне удалось уделить ей лишь года два. Остальное время ушло на борьбу за выживание. Возможно, моя беда в том, что я не срифмовался с настоящим временем. Скажем, компьютер вызывает у меня физическое отвращение. Я снимаю только на пленке и только на кинокамеру. Впрочем, по-моему, за последние 20 лет не создано вообще ни одного по-настоящему достойного фильма! Я один из немногих, кто признает, что при советской власти творить можно было гораздо активнее и эффективнее. Искусство нельзя систематизировать или объяснить. Надо помнить, какой сакральный смысл был вложен в него еще в доисторические времена первыми людьми. Все было направлено на одно — выжить. Этот смысл стал теряться в XIX веке, когда появились музеи, сделавшие искусство массовым. Настоящее искусство — это правда о человеке. В нем есть внутренний тайный код, связанный с самой жизнью. Но кто хочет знать правду о себе? Выгодной может быть только коммерция, а это уже не искусство. Впрочем, есть люди, умеющие считать деньги на слух. Был у нас директором кукольных фильмов Битман Натан Михалыч. Однажды я попросил его дать мне взаймы три рубля. Так он сунул руку в карман и достал точно трешку. Вот это — искусство!

На вопрос, для кого я делаю фильмы, у меня всегда один ответ: для себя. Однажды мой друг, автор Чебурашки Роман Качанов, сказал: «Ах так, значит, ты делаешь картины для себя, а мы — для детей?» На что я парировал: «Когда такие титаны снимают для детей, я спокойно могу позволить себе работать для себя!» На самом деле в этом ответе нет ничего циничного. Каждый художник работает прежде всего для себя, а в какой степени он отзывается на то, что происходит вокруг, это второй вопрос. Поскольку под время я никогда не подстраивался, до сих пор не могу понять, почему мои фильмы через многие годы с таким успехом возвращаются к зрителю.

Мать моего сотрудника попала в психиатрическую лечебницу. И вот однажды он приходит в студию с круглыми от удивления глазами и рассказывает, как в клинике на него налетели врачи: «Вы все еще работаете с Норштейном?» — «Да». — «Тогда передайте ему, что «Ежик в тумане» используется у нас как научное пособие». Оказывается, я сделал фильм, в котором абсолютно точно отображены физико-психологические изменения, происходящие с живым существом, попавшим в определенные условия. Картину показывают студентам, чтобы на примере ежика продемонстрировать смены состояний — от полного ужаса до безразличия к жизни, — что ведет к самоубийству. Создавая этот фильм, я вложил в сказку Сергея Козлова совершенно другой смысл. Я увидел в ней мотивы восточной философии, которые были мне очень близки. Вообще, я очень люблю философию и искусство Востока за их иррациональность, за обратную перспективу. Причем в Японии вся философия отображена в живописи и поэзии, которая мгновение возвела в основную жизненную величину: оно есть сложение всего. Мгновение содержит в себе весь мир. Эта идея пронизала всю  японскую культуру. Даже кровавый князь, который мог засадить крестьянина в клетку, тоже был проникнут этой философией.

В Национальной картинной галерее в Ереване мне наконец довелось в подлиннике увидеть работы любимых живописцев — Александра Бажбеук-Меликяна и Минаса Аветисяна. Их искусство особенно близко моему мироощущению. Также хочу отметить потрясающие копии фресок и точно могу сказать, что их автор конгениален творцам, когда-то расписывавшим церкви. Потому что я видел руку, которая одним движением повторяла то, что когда-то в X веке сделал другой. Это просто иной масштаб мышления. Никакое мастерство, техника, компьютер не смогут его воспроизвести. А еще я увезу из Армении воспоминание об одном дне. Мы были в Гарни. Обедали прямо во дворе храма, и вдруг оттуда донеслись звуки дудука. Это было потрясение! Древнее здание и инструмент воплощали в себе историю и философию веков. С нами сидел наш друг, мультипликатор Михаил Тумеля, который прекрасно играет на балалайке и никогда не расстается с ней. Так вот, мы попросили, чтобы они сыграли дуэтом. Как звучали вместе эти два инструмента! Особенно когда исполняли «Эх, дороги!». Это была абсолютная гармония. А с художником Генрихом Игитяном я познакомился на конференции. Кстати, в его замечательном Музее детского творчества есть работы сына моего друга. Мне чрезвычайно интересен этот музей, потому что я очень люблю детские рисунки. В них есть неподражаемая образность, которая возникает у ребенка потому, что рациональное мышление у него спрятано где-то очень глубоко. Он мыслит образами, придумывает мир, который на самом деле намного ближе к реальности, чем мир, проработанный учеными. Детское мышление намного шире, чем у взрослого, поэтому ребенок смотрит на вещи с самых разных сторон.

 

 

Досье
Давид Янович Черкасский родился в 1932г. в г.Шпола (Украина). В 1955г. окончил Киевский инженерно-строительный институт, работал инженером-строителем.
С 1959г. работал аниматором на киностудии «Киевнаучфильм». В 1964г. дебютировал как режиссер с фильмом «Тайна черного короля». Работает в рисованной технологии, с 1969г. совмещает ее с методом перекладки.
Самые известные картины: «Приключения капитана Врунгеля» (1976—79гг.), «Доктор Айболит» (1984—85гг.), «Остров сокровищ» (1988г.). С 1989г. — президент Международного фестиваля анимационных фильмов «Крок» (с 1991 г. — совместно с Эдуардом Назаровым).
Член Академии телевидения Украины, член-корреспондент Академии искусств Украины, член Международной ассоциации анимационного кино (ASIFA), заслуженный деятель искусств Украины, кавалер ордена «За заслуги» III степени.

Приключения капитана Врунгеля

Вспоминая многочисленные случайности в моей жизни, я прихожу к выводу, что все они закономерны. Стать мультипликатором я мечтал где-то с трех-четырех лет, но сложилось так, что получил образование инженера-строителя. И вдруг однажды мне звонит приятель и говорит, что в Киеве открывают студию мультипликации и им нужны люди. Как раз незадолго до того я, не имея никакого художественного образования, нарисовал огромную картину, напоминавшую мультипликацию. И с этой работой пришел на студию. Надо сказать, что конкуренты были солидные, но мне повезло: директор, который в анимации не шибко понимал, увидев мою картину, воскликнул: «Вот это мультипликация!» Получив работу, я стал собирать своих друзей из строительного института, и первая команда мультипликаторов на «Киевнаучфильме» состояла сплошь из архитекторов.

Люди живут воспоминаниями детства: первая еда, первая книга, первая любовь и все в этом духе. Вот мне запомнилась книжка Некрасова «Приключения капитана Врунгеля». Причем даже не сама история (по-моему, она так себе), а потрясающие иллюстрации Константина Ротова. И вот, как водится, совершенно случайно, мне звонят и спрашивают, не хотел бы я снять мультфильм по мотивам этой книги. Я с радостью согласился. Если обычно на го минут фильма требуется месяцев д, то тут мы должны были сдавать в год две серии по го минут — нам даже койки на студии поставили. Поэтому я и решил совместить рисованную анимацию с киносъемкой, что в итоге стало своего рода визитной карточкой мультфильма. Позже я подобным образом вставлял песни в «Остров сокровищ». И все равно до сих пор не понимаю, как мы успевали делать фильмы, учитывая, что постоянно играли в футбол, а думали все время о женщинах. Кстати, армянок у меня почему-то никогда не было...

В детстве я очень любил «Дон Кихота» Сервантеса и «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле, но самым любимым был «Доктор Айболит». Стихи Чуковского просто потрясающие! И, кстати, мультфильм про Айболита, по-моему, лучшая моя картина. У нас в ней все получилось как надо. А еще я бы с удовольствием экранизировал Шекспира, причем любое его произведение, хоть «Гамлета». Представляете, как смешно это может получиться?!

Я, конечно, понимаю, что Саша Петров и Юра Норштейн делают совершенные картины, но это не мое. Кумирами в мультипликации для меня являются Роберт Саакянц, Саша Татарский и Эдик Назаров. Саакянц — просто гений. Познакомился я с ним на киевской премьере его знаменитой «Лисьей книги» в 70-х. Мы тогда вышли погулять по Киеву, и Роб стал гонять ногой какую-то железяку. «Раз ты у нас футболист, — говорю, — собери друзей, приезжайте, поиграем». А он взял и на полном серьезе привез из Еревана целую команду! Мы, понимаешь, так себе — вышли мячик попинать, а они — хлопцы с серьезными лицами, в именных футболках, чуть ли не профессионалы! Правда, сейчас уже никто не помнит, как закончился матч. Но Роб утверждает, что победили они...

Впервые я приехал в Армению для участия во Всесоюзном кинофестивале телефильмов. Сравнивая Ереван советских времен и сегодняшний, могу вас уверить — сейчас это шикарный город. А женщины — просто фантастические! Когда мне было 13, меня соблазнила дама лет 30, и с тех пор на молоденьких я и вовсе внимания не обращаю. А тут все роскошные! Вроде бы совсем юные, а взгляд благородный, глубокий... Ну и мужчины у вас тоже не лыком шиты. Так что я вас поздравляю!

Однажды моя карьера оказалась под угрозой. Случилось это из-за выходки на новогоднем банкете. Было уже поздно, вечер затухал, все собравшиеся (человек четыреста) были такие вялые, что я решил их развеселить. Влез на стол и разделся догола. Большая часть гостей действительно оживилась, но кому-то представление не очень понравилось, и меня на год сослали в осветители... Это было наилучшим исходом, так как я вообще-то морально готовился к расстрелу. Ведь моей персоной тогда не заинтересовались разве что в ООН!

Как-то я поехал на Кубу с делегацией советских кинематографистов во главе с Георгием Данелией. Нам дали две важнейшие инструкции: ничего не красть и ни с кем не разговаривать — везде, мол, вражеские шпионы. А еще вручили четыре с половиной доллара каждому. Словом, сижу я в баре гостиницы, выпиваю, а передо мной на четырех подиумах танцуют сногсшибательные женщины. Я, конечно, прямо с рюмкой в руке и с фирменным сексуальным прищуром пошел танцевать. Пообщался с местными красавицами, и тут ко мне подошел усатый колумбиец. Разговорились, он поинтересовался, откуда я. На всякий случай ответил, что из Польши — мало ли что... Тут он и признался, что женщин не любит. Короче, влюбился он в меня — нежно смотрел, записки присылал и все такое. Узнав об этом, Данелия предложил: «Встречаешься с ним и берешь за это пятьсот долларов. Сто — мне, за идею!» Вечером подхожу к своему воздыхателю, кокетливо так спрашиваю, чем он занимается. «Я — режиссер», — отвечает. «Богатый?» — «В какой это стране режиссеры бывают богатыми?» Я понял, что наш план провалился, побежал к нашим и сообщил, что он бедняк и, скорее всего, хочет на халяву. Данелия встал и объявил: «Советская делегация удаляется в знак протеста. Бесплатно нас и в нашей стране имеют!»

Если бы я сказал, что, повзрослев, стал мудрее, я бы вас обманул. Каким был простаком, таким и остался. Вообще, с возрастом, на самом деле, ни ума, ни опыта не прибавляется. Пью я все так же, но не та уже походка, не та потенция...