18 июня 2014, 10:08
2637 |

Глоток солнца

Предание гласит, что, выйдя после потопа из своего ковчега, Ной первым делом посадил лозу, которая в скором времени дала свои наполненные солнцем плоды. Интересно, мог ли наш прародитель со своих высот закинуть виноградную косточку так далеко, чтобы она оказалась в благодатной почве тех мест, откуда библейская гора никак не проглядывается?

В Арени, где делают самое прославленное вино в Армении, виноградная лоза приживается даже на каменистой почве. Не успели мы въехать в село, как раздались детские крики: «Археологи приехали! Археологи приехали!» Спрашиваю мужчину, который возле своей лавки прямо на обочине торгует вином и медом:

— А почему ребята решили, что мы — археологи?
— Да в последнее время всех их потянуло в Арени. Разве вы не слышали? То древний башмак найдут, то черепа трех девочек. В одном из них даже остатки мозга обнаружили — грамм 10. Так вот, часть взяли на исследование…
— …в Америку увезли, в Калифорнию, — подхватил разговор женский голос из глубины лавки. Вслед за голосом тут же образовалась и его хозяйка — дородная женщина лет пятидесяти с загорелым лицом: — Представляете, прошло столько лет, а мозг сохранился. Почему? А потому что женский! — гордо выпалила она, победоносно посмотрев на мужа.

Действительно, после начала раскопок в Птичьей пещере археологи поняли, что имеют дело c необычной находкой. В слоях, датируемых 4200—3500 гг. до н.э., были обнаружены три древних захоронения. Причем в них оказались только черепа, принадлежавшие, как показал генетический анализ, девочкам от 12 до 15 лет. По мнению ученых, они стали жертвами некоего обряда жертвоприношения. При этом в одном из черепов и вправду были обнаружены остатки мумифицированного мозга.

Женщина хотела было продолжить беседу, но тут раздался командный голос мужа:

— Не видишь, люди устали с дороги, угости их чем-нибудь, вместо того чтобы философствовать.
— Нам бы выпить чего-нибудь, жарко очень.

Не успели и глазом моргнуть, как на столике перед лавкой появился графин с вином и стаканы.

— А воды у вас нет?
— Да кто же в Арени за водой едет?! Пейте ее в своей столице! — выполнив миссию радушной хозяйки, женщина продолжила прерванный разговор: — А еще в наших пещерах нашли кувшины с вином тысячелетней давности.
— Так уж и с вином…
— Ну, вино не вино, а в одном из сосудов была обнаружена виноградная лоза с ягодами, которые уже превратились в изюм.

То, о чем говорила женщина, давно уже не было новостью, но прерывать ее мы не решались — ей явно хотелось блеснуть своей осведомленностью, ну и разделить с кем-то радость и гордость за свое село. Действительно, тот кувшин был найден именно в аренийских пещерах. Анализ виноградных косточек показал, что им более 6000 лет.

— Скудновато, однако… И все, больше в пещерах ничего нет?
— Есть, — сказал хозяин дома, понизив голос. И, пригнувшись ко мне, чтобы никто не услышал, прошептал: — Говорят, в одной из пещер зарыты сокровища князей Прошянов и Орбелянов.
— Что ж вы их не ищете?

Мужчина обиженно посмотрел на меня:

— Нам чужого не надо. Чужое добро до добра не доведет.
— А вы зачем пожаловали? На достопримечательности пришли посмотреть или в гости к кому-то приехали? — снова вмешалась жена. На слове «достопримечательности» она сделала особый акцент.

— Хотим пройтись по винным местам, где у вас основные?
— Да в Арени все места винные, но вы сначала сходите на завод к Рафику.

***
Найти аренийский винный завод легко — его можно узнать сразу: прямо у входа стоит огромная давильня. Рафик Симонян давно уже сам себе режиссер — и директор, и экскурсовод, и делопроизводитель, и экспедитор. Сам возделывает виноград на своем отрезке земли, сам готовит вино, сам водит гостей по цехам и с особым упоением рассказывает о своем деле. Наверное, гордость каждого винодела — его маран — погреб, где в бочках и в бутах хранится вино. Над входом в маран висит вывеска с надписью In vino veritas. Рафик ловит мой взгляд и говорит:

— С одной поправкой — истина в хорошем вине. В плохом ее быть не может. 
— Так бы и написали.
— Ну кто я такой, чтобы тягаться с мудростью латыни?

Слушаю я Рафика, его рассказы о вине, и кажется, что говорит он о человеке.

— А вино и есть живой организм. Виноград надо посадить, взрастить, окружить его заботой и любовью… Иначе ничего не получится. Я никогда не прихожу в свой виноградник в плохом настроении. Как бы мне ни было дискомфортно, сначала заряжаюсь позитивом и только потом начинаю работать с землей. С виноградной лозой надо разговаривать, передавать ей положительные эмоции. Ведь в вине заложена доброта, оно создано для радости и ликования души.

По словам Рафика, вино подобно человеку: рождается, проходит все возрастные стадии — от бурной молодости до мудрой старости — и даже болеет.

— Как-то приехали ко мне туристы из Белоруссии, попробовали молодое вино — мачар. Оно им так понравилось, что решили купить у меня пару бутылок. Я их предупредил, что с этим  напитком надо быть осторожным — оно коварное и непредсказуемое. Пьется легко, как сок, но потом такое вытворяет с организмом… Прошло несколько часов, мои гости вернулись. Оказалось, мачар в бутылках взбунтовался, разыгрался и решил показать свой строптивый и буйный нрав. Смотрю, стоят они, заляпанные вином, и машина вся в мачаре. Старое вино на такое не способно — оно как-то спокойнее, выдержаннее и мудрее.

В Армении сбор винограда всегда сопровождался праздничным весельем. Внутри давильни сооружали длинный резервуар с наклонным дном и отверстием, которое выходило в каменный чан, устроенный в земле. Мужчины давили голыми ногами спелые ягоды. Так сусло постепенно переливалось в чан. Потом его разливали по большим, врытым в землю по горлышко кувшинам — карасам. Когда вино начинало бродить, в него бросали комок красной глины, которая очищала молодое сусло. Затем новое вино томилось в прохладных погребах в ожидании своего часа.

Каждую осень в Арени проводится традиционный праздник вина. Тогда в деревню съезжаются туристы не только из Армении. Однажды по такому случаю Рафик заказал изготовить давильню по древним образцам, чтобы собравшиеся смогли приобщиться к ритуалу. Но прежде чем запускать туда гостей, он давал им выпить прошлогоднего вина, чтобы подзарядить их хорошим настроением и чтобы те, в свою очередь, передали  положительную энергетику будущему вину.

Ежегодно на его заводе выпускается 2500 бутылок вина — красного, белого, сладкого, полусухого, сухого — на любой вкус. Цифра, конечно, не астрономическая, но директор доволен результатами.

— Таков мой формат, — улыбается Рафик. — Главное, чтобы люди были довольны и получали удовольствие.

Часть продукции вывозится в Россию — в некоторых городах даже есть поклонники именно этих вин.

При выходе из завода замечаю туристов. Оказалось, это французы, испанцы и португальцы. Надо же, прямо как на заказ — все из винных стран. Смотрят, изучают, расспрашивают, интересуются — вроде без особых эмоций. И только после дегустации начинают о чем-то оживленно говорить и спорить. Спрашиваю сопровождающего их экскурсовода: 

— О чем это они?
— Вино им понравилось, хотят купить в качестве сувенира.

На этот случай у Рафика есть вина, разлитые в бутылки самых разных конфигураций и с самым неожиданным дизайном. Но туристы выбирают обычный подарочный набор — коробку с красным и белым вином. Француз, подняв бутылку, разглядывает ее на солнце:

— Смотрите-ка, как много света в ней! Я унесу с собой немного солнца из этого доброго края…

***
Другой Рафик — Давтян — один из немногих в Арени, кто сохранил древние традиции виноделия. После распада колхозов и приватизации земель не каждому в деревне стало под силу обрабатывать землю и платить налоги. Рафик сумел выкарабкаться, он одолел все препятствия и продолжает вести свое нехитрое хозяйство на трех гектарах земли. От завода первого Рафика к дому второго едем через всю деревню, рассматривая крохотные сельмаги, носящие гордое звание супермаркетов, и магазинчики под доморощенными вывесками мировых брендов. Дом Рафика узнать просто — уже издалека виден огромный карас, который красуется во дворе. Еще один, такой же, врыт в землю: в нем хранится часть полученного вина. Другую, уже разлитую по бутылкам, хозяин держит в погребе. Температура стабильная — 18—23 градусов. Первым делом хозяин дома заводит нас в маран, на пороге которого надо обязательно продегустировать вино — таков ритуал.

— Это вино я приберег для дочерей — они живут в Москве, но каждый год летом приезжают в Арени на отдых. Надо же людей принять достойно! А это все — мамино вино.
— Мама готовила?
— Нет, она пьет.

Откровенно странное признание Рафика несколько смущает. Глядя на количество бутылок, я понимаю, что мама не просто пьет, а пьет сильно, что не совсем характерно для армянской женщины.

Но тут открывается дверь, и в погреб входит милая старушка. Опираясь одной рукой на трость, она протягивает другую и, широко улыбнувшись, представляется: «Ленуш». Необычное, однако, для этих мест имя. Рафик объясняет, что это аббревиатура слов «Ленин» и «ушацав» (арм. — опоздал).

— Человек не успел приехать в наше село. Это сильно огорчило моего деда и он решил таким образом зафиксировать сей печальный факт.

Так вот, когда пару лет назад доктор нашел у тетушки Ленуш целый букет болезней, то выписал ей невероятное количество лекарств. Но больная и не подумала пойти в аптеку — вместо этого она решила лечиться вином. В день 200 грамм живительного напитка — от болячек и следа не осталось.

Есть в селе Арени замечательный обычай: осенью после сбора урожая отец собственноручно подносит достигшему совершеннолетия сыну первый в его жизни стакан заряженного солнечной энергией вина. Это своеобразный обряд символического посвящения в мужчины. «Пей, дабы не упасть, а возвыситься», — наставляет отец. Армянское слово «гиновцац», что буквально означает «овиненный» (но не выпивший или пьяный), как нельзя точно передает вдохновляющее воздействие вина.

— Помню, как-то из города к нам приехали гости. Их пацану лет пять было. Сели за стол, а мальчишка спрашивает: «А что это вы все пьете и нахваливаете? Я тоже хочу». Недолго думая, я налил ему немного вина. Тут родители стали  негодовать — мол, мал еще, чтобы алкоголь употреблять. Но мы-то к вину относимся не как к алкоголю. Оно для нас словно глоток солнца и жизни, — говорит отец Рафика, дедушка с царским именем Гвидон. Потом, обратившись к сыну, по-отечески сурово произносит: — Что ж ты гостей томишь в погребе, пригласи их в дом!

Но нам уже пора обратно. При выходе со двора тетушка Ленуш протягивает мне бутылку с вином, завернутый в лаваш сыр собственного приготовления и зелень со своего огорода:

— Это вам в дорогу…

В деревнях жизнь проходит в другом ритме. Еще семь часов вечера, а сельские улочки уже пусты. Малолюдна и дорога, по которой мы въезжали в село. Хочу найти общительных супругов, которые утром встретили нас и зарядили хорошим настроением. Как-то неловко вышло, даже имен их не удалось узнать. Лавка закрыта, рабочий день окончен. Глаза слипаются — то ли от усталости, то ли угощение ударило в голову. А в голове назойливо сверлит: «Мог ли все-таки Ной со своих вершин закинуть в такую даль виноградную косточку? Да так, чтобы она дала плоды на многие десятки веков?» Пытаюсь отыскать очертания Арарата, но его отсюда не видно. Изрядно потрудившись над вычислением расстояния от библейской горы до чудесной деревни, понимаю одно: расчеты — не моего ума дело, да и в форматы страны они как-то не ложатся. Есть одно — Армения, где нет больших и малых расстояний, — все рядом как на ладони.

Журнaл «Ереван», спецвыпуск, 2010

Еще по теме