Философия неписаной истории

Географы со мной, конечно, не согласятся, но все же я рискну утверждать: все дороги из Степанакерта лежат через Шуши. Вот и сейчас, по пути в Гадрутский район, мы не смогли не сделать небольшой крюк, чтобы побродить по улицам этого удивительного города. Его судьбу, как и судьбу всего Арцаха, я уверена, должны описывать не историки, а философы.

Мистика «хищного» города
По роковому стечению обстоятельств Шуши стал идеальной сценой для театра исторического абсурда — в пятый раз за каких-то сто с небольшим последних лет эта неприступная крепость буквально возрождается из пепла и при этом умудряется сохранять полное курортной неги очарование. В краеведческом музее Шуши, расположившемся в недавно отреставрированном уютном особняке, я в который раз слушаю мистическую историю «хищного», как его назвал Мандельштам, города. На отдельном стенде с цветными лампочками представлен весь ход операции по освобождению Шуши 8 мая 1992 года. Директор музея Ашот Арутюнян бесконечно выверяет свой рассказ с теми посетителями, кто приезжает в город не знакомиться с недавней историей, а пройтись по местам боевой славы. А в комнате рядом можно трогать живые, еще не удостоенные статуса музейной неприкосновенности вещи из давно минувшего прошлого. Граммофон, навострив огромное ухо, словно прислушивается к звукам нового времени, сравнивая их с мелодиями прошлых лет, еще сохранившимися на надтреснутой пластинке. Тонкой работы серебряные кувшины уже не просто пусты, а, кажется, опустошены сознанием собственной бессодержательности. Огромное зеркало на старинном трюмо, в котором отражались замысловатые шляпки и тончайшие кружева, снисходительно взирает на мои джинсы. Флакон духов! Быстро отвинчиваю крышечку. Какая досада, время не сохранило даже запаха той женщины!

По скрипучим деревянным ступеням спускаюсь во двор. Солнце золотит мостовые узеньких улочек, которые местами превратились в строительные площадки. Шуши опять начинает жить. И величественная церковь Казанчецоц тому свидетель.

Без суеты
Не доезжая до села Сарушен, мы приметили ярко-зеленый беретик, небрежно нахлобученный на голову маленькой базиликовой церкви Пирумашен — слишком кокетливый для этой тысячелетней старушки. В ее стены вмурованы надгробные плиты с необычным орнаментом — они сохранились с дохристианских времен, когда здесь, предположительно, находилось языческое капище. Оголенные нервы кладки, две симметричные рваные раны в боку... Сельская церквушка прожила жизнь долгую, смиренно приняла старость, гордится морщинами, не задумываясь о пластической хирургии, и умирает без суеты, с достоинством.

Внутри дерева свечи не зажигать!
Горы переливаются неожиданным многообразием оттенков зеленого, но деревья еще не распустились, и взгляд то и дело спотыкается об их серые остовы. Есть деревья, которые предпочитают жить в «деревьевых мегаполисах» — лесах, равномерно распределяя солнечный свет и совместными усилиями задерживая кронами влагу. А есть отшельники. Они одиночками высятся посреди поля — выжить, может, и сложнее, но зато какое раздолье! Да и видно тебя за версту, и щепкой не полетишь, когда будут лес рубить.

А вот величественный платан, к которому мы подъехали специально, интересен, пожалуй, прежде всего своей выносливостью. Место как место — так, обочина грунтовой сельской дороги. Зато прожил он здесь ни много ни мало около двух тысяч лет. В дупле огромного ствола площадью около 44 квадратных метров может спокойно разместиться целое семейство. И квартирного вопроса у них не возникнет никогда, ведь их живой жилой дом будет расти вместе с семьей. В принципе немаленькие деревья стоят вокруг, но все они оказались в тени этого великана — немудрено, ведь тень его покрывает площадь в 1400 квадратных метров!

Мы были не единственными гостями платана. Пока две женщины возятся внутри дерева, я пытаюсь поговорить с пятилетним мальчиком Ованесом, который бесцельно носится вокруг, периодически задаваясь вопросом: «А где папа?» Но вот он указывает пальчиком на появившуюся на дороге белую «Ниву» и с гордостью заявляет: «Это — мой папа. А это, — тычет он пальцем в ствол дерева, — папа всех деревьев». Когда семейство уехало, я принялась изучать это чудо природы. Сначала бросилась в глаза табличка с абсурдной на первый взгляд надписью: «Внутри дерева свечи не зажигать». Только потом, заглянув внутрь, я увидела обгорелые стены, сплошь покрытые воском от растаявших свечей. Да здесь, кажется, пожар был! Одна из ветвей (если смотреть из дупла, они похожи в основании на полураскрывшийся пергаментный свиток) просто чудом уцелела. Следы ожогов остались, но дерево без особого для себя ущерба пережило буйство и этой стихии. Вот только не пойму, зачем здесь свечки зажигать, это же не церковь! Впрочем, где же искать утешения и покоя в минуты слабости и малодушия, как ни у этого бьющего из земли родника, нет, фонтана влюбленности в жизнь.

Любовь по имени Тамар
«Тох» на армянском значит «строка». Но жители села, основанного еще в XVII веке, не согласны ни с этим названием, ни с таким его объяснением, ни с официальной датой основания. По местной легенде, претендующей на историческую достоверность, изначально называлось оно Дох — «дрожь». И название свое получило после того, как арабский воитель Буга 29 раз пытался завоевать село, но так и не смог. Отчаявшись, он признался, что место это вызывает в нем страх, дрожь, и ушел восвояси. Оттуда и пошло название. «Правда, село тогда находилось не здесь, — поясняет наш провожатый Ваге, — а на недоступной вершине вон той скалы. Там по сей день можно найти руины церквушки, которую местные называют Церковью Горы».

Село Тох — бывшая резиденция дизакских меликов (князей) Еганянов (Дизак — историческая область в Карабахе). И Ваге предложил показать нам меликский дворец. На каменных стенах одного из домов сохранились армянские письмена. Другой (он заметно больше первого) в советские времена был отведен под восьмилетнюю школу. А вот в том доме с резным балконом до недавнего времени жила последняя представительница меликского рода. Умерла она года три назад старушкой лет за восемьдесят. Односельчане при любом строе уважительно называли ее Беканц Тамар, то есть Тамар из рода беков. «Стоило на нее взглянуть, как становилось ясно, что она голубых кровей, — вспоминает Ваге. — Какая стать! Какие черты! Она была великолепна даже в восемьдесят». Работала Тамар в той самой школе, что расположилась в родовом дворце. И все мальчишки села в определенном возрасте, как здесь говорят, «болели за нее». «Носила она укороченные юбки, и мы липли к лестничным перилам, когда она поднималась по школьным ступенькам», — вступает в разговор Валерий. Судя по восторгам собравшихся вокруг мужчин, не к одному поколению сельских юношей любовь впервые приходила в облике Тамар.

— А прожила она всю жизнь одна, — вздыхает Ваге.
— Да нет же. У нее дочь была, — поправляет Валерий.
— Дочь? Да, помню! Приезжала. А муж?
— И муж был.
— Собственный?
— А как же! И хороший был муж. Только вот чего он оставил ее беременную и навсегда уехал в другое село, не знаю. Родила она и отослала дочку к отцу. Так и прожила одна. За месяц до ее смерти дочь приехала. Ухаживала за ней, потом похоронила. Мы ей хотели ключи от дома отдать — все-таки дедов дом.
А она: «Какая она мне мать, — говорит, — чтобы мне считать ее дом своим?» И уехала.
— И Тамар так и не вышла замуж? — удивляюсь я.
— Есть женщины, которым грех принадлежать одному мужчине, — лукаво улыбается Валерий.

Поднявшийся сильный ветер грозит сорвать крышу старинного дома, а укрыться под некогда уютным балконом, венчающим высокую арку, просто страшно. Запустел дом Беканц Тамар, разноликой стала любовь в селе Тох.

— Ее историю, должно быть, хорошо знают местные старожилы, — не унимаюсь я.
— А откуда мы тебе старожилов найдем? Времена не те. Короток стал век человеческий. У нас раньше сколько стариков в селе было! А теперь еле до 80—85 доживают. Вот и Петя недавно помер — великий знаток здешних мест. Сколько ему было? 82, не больше.

Унесенные ветром
Ваге вызвался проводить нас и к монастырскому комплексу Гтчаванк.

— Приглушите мотор, — неожиданно попросил он на полпути. — Слышите, как гудит лес? Ураган в горах.

С беспечностью истинных туристов мы оценили мощь разбуженного леса, не сделав никаких практических выводов. Подъехать к месту на машине не удалось, пришлось подниматься пешком. Два километра крутого подъема — дело не шуточное для городского жителя. На вершине, где, как и положено, возведен Гтчаванк, ветер неожиданно превратился в ураган, который под дружный хохот всей группы упрямо уносил меня с пути к храму. «Мне проще, — шутит наш фотограф Айк, — я держусь за камеру». Словом, церковные стены стали буквально спасительными, причем не только для наших душ, но и для ставших невесомыми тел. Извиняющимся тоном Ваге уверял, что ураган здесь бывает раз в году, не чаще, но теплее от этого все равно не становилось. Зато седого человека, невозмутимо мастерившего деревянный забор на подходе к церкви, ветер, казалось, нисколько не смущал. Будучи отпрыском одной из ветвей рода Еганянов, Альберт не мог не внести свою лепту в восстановление монастыря. За века это стало обязанностью потомков меликов. А еще он взялся показать нам недавно обнаруженную каменоломню, откуда древние мастера брали материал для строительства и восстановления комплекса. Еще каких-нибудь пятьсот метров сопротивления ветру и...

— Видите эти хачкары в скале? — объясняет Альберт. — Высекая их, наши предки пробовали, какой камень прочнее, какой легче поддается обработке. Часть хачкаров, по всей видимости, позже отделили от скалы и вмуровали в стены церкви. Эти остались. А вон те дыры в камне видите? В них вставляли специально изготовленные деревянные клинья; по особой технологии, поливая холодной водой, отделяли от скалы куски уже ровными кубами и использовали при строительстве.

Мы спустились всего-то метров на десять, и ветер неожиданно прекратился — гора Чкнавор заслонила нас могучей спиной. Знали бы вы, какие цветы тут растут! И этот праздник цветения, как оказалось, длится всего пару дней в году.

Без дураков по отличным дорогам
Вообще-то, путешествовать по Карабаху — одно удовольствие. Еще и потому, что здесь, без дураков, прекрасные дороги. Почти везде. Мы не знали, что граница этого «везде» проходит сразу после Гадрута. А до села Арачамух («стремление вперед» — арм.) еще ехать и ехать. Уникальность этого села состоит в том, что у него всего-то пятилетняя история, что очень странно для этих мест, где на всем лежит пыль веков. По сути, это восемнадцать уютных белоснежных типовых домиков, небольшое здание амайнка (сельского управления) и побольше — школы. Никаких проблем с водоснабжением, село газифицировано и дома отапливаются газовыми обогревателями. Согласитесь, настоящий рай для сельского жителя!

Руководитель амайнка Сусанна с детьми переехала сюда из Еревана:

— Мало того, что меня теперь в город силком не затащишь, еще и дети мои уезжать отсюда не хотят. И пустует квартира в столице. А какая тут земля, просто диву даешься! Посадишь на приусадебном участке пару саженцев овощей или арбузов и ешь вплоть до самой зимы. Вот и желающих поселиться у нас хоть отбавляй. Домов не хватает. Построил все это Благотворительный фонд «Туфенкян». И жителям подарил. Так вот, они обещали еще дома построить. Ждем.

Планов у нас много. Семьи все больше молодые — самому великовозрастному жителю села лет пятьдесят, не больше. Шесть детей у нас уже родилось. А трое юношей — в возрасте, когда жениться пора. Один из них хочет взять в жены медсестру из города. Такая девушка хорошая, да и медпункт свой откроем! А вы зря сейчас приехали, вы лучше летом к нам приезжайте, тогда все сами и увидите.

И что интересно, мне искренне захотелось вернуться сюда летом. А еще — через пару лет. Чтобы увидеть новые коттеджи, медпункт и познакомиться с новыми людьми, у которых в документах в графе «место рождения» будет стоять редкая запись «село Арачамух». Пока еще редкая. И это тоже история. Новейшая. История, которую не изучают, а создают. История, у которой уже есть своя философия.

P. S.
Ну все. Домой. Точнее, в город Степанакерт. В гостиницу «Эгнар», где мы остановились. Вы замечали, как быстро уютные гостиницы становятся домом?

Справка
Дворец дизакских князей Еганянов представляет собой интересный архитектурный комплекс, в который входят жилые, хозяйственные помещения и приемная мелика Егана. Дворцовый ансамбль создавался в 20—30-е годы XVIIIв. и дополнялся новыми сооружениями вплоть до середины XIXв.
Гостиные и жилые помещения сгруппированы в трех местах, фасадами обращены к внутреннему двору и связаны крепостной стеной. Помещения имеют сводчатые перекрытия, мощеные полы, армянские камины-бухари. На стенах сохранились надписи, свидетельствующие об исторических событиях. С 2009г. дворец находится на реставрации, после завершения которой предполагается открыть здесь музей карабахского ковра и рукоделия.

Справка
Неподалеку от села Тох, на склоне горы Чкнавор (гора отшельника), среди густых лесов расположен один из средневековых политических и духовных центров Арцаха — монастырь Гтчаванк. Он был разрушен в период арабского владычества в VIIв. и заново отстроен в XIIIв. братьями-епископами Тер Саргисом и Тер Врданесом. Строительство продолжалось семь лет — с 1241 по 1248гг. В XVIIIв. территория монастыря была расширена при содействии князя Еганяна.
Комплекс состоит из главной церкви с более древним, чем сама церковь, притвором и второй церкви, примыкающей к притвору с севера. В западной части сохранились руины жилых помещений и оборонительных стен.
На территории Гтчаванка сохранились великолепные хачкары, самый древний из которых — IXв. До наших дней дошли и многочисленные ценные рукописи, созданные здесь. С 2007г. в монастыре ведутся реставрационные работы.

Журнaл «Ереван», N5, 2009