Нефтяной Талейран

В истории мирового нефтяного бизнеса имя Галуста Гюльбенкяна неизменно ассоциируется с целой эпохой блестящих побед на этом поприще. Творческий подход доминировал во всех начинаниях Гюльбенкяна. Не случайно во время переговоров с одним из американских партнеров, назвавшим его «торговцем нефтью», он заявил: «Я не торговец нефтью, молодой человек! Я считаю себя архитектором бизнеса».

Будущий «архитектор бизнеса» родился в 1869 году в турецком городке Скутари, в окрестностях Стамбула, в семье армянского коммерсанта. Его отец Саркис Гюльбенкян вел успешную торговую деятельность и даже был назначен губернатором Трапезунда — черноморского порта, ставшего своеобразным мостом между Россией и Малой Азией. Это обстоятельство, несомненно, повлияло на решение Саркиса Гюльбенкяна параллельно с традиционным ковровым бизнесом заняться и новым в ту пору делом — торговлей нефтью. Быстрое обогащение привело его в банковское предпринимательство, в Османской империи традиционно находившееся в руках армян, и он основал торговый банковский дом. Понятно, что юный Галуст имел все условия для получения блестящего образования. Свои «университеты» он проходил во Франции и в Англии. Окончив с отличием Королевский колледж лондонского университета и получив диплом инженера-нефтяника, 22-летний Гюльбенкян опубликовал серьезный труд по истории разработки и эксплуатации нефтяных ресурсов на Среднем Востоке. Эта работа была замечена турецким правительством, предложившим ему сотрудничество в освоении нефтяных месторождений Османской империи.

Принадлежность к знаменитому гюльбенкяновскому клану открыла перед ним двери в султанские дворцы и министерства. Смолоду Галуст был прекрасно осведомлен — кого, как и за какую цену можно купить. Начинающий бизнесмен владел 30 процентами акций турецкого национального банка, что давало ему 15-процентную долю в «Турецкой нефтяной компании». Получив от отца значительную по тем временам сумму в 30 000 фунтов стерлингов в качестве начального капитала, Галуст Гюльбенкян приступил к созданию собственного бизнеса. Для начала он решил завязать солидные связи в мировом масштабе и в 1892 году отправился в Лондон, решив заодно и устроить там свою личную жизнь. Его выбор пал на дочь армянского банкира юную Нварт Есаян, которая училась в Англии. Девушка вполне соответствовала представлениям дальновидного Галуста о подруге жизни — умна, жизнерадостна, общительна. Она прекрасно держалась в самом изысканном обществе, любила и умела быть душой любой компании. Последним качеством Галуст Гюльбенкян не обладал, и жена оказывала ему неоценимую поддержку в неизбежных протокольных мероприятиях.

Европейский образ жизни мультимиллионера отнюдь не изменил его традиционные для Востока взгляды на роль женщины: он расценивал прекрасную половину человечества как неотъемлемую часть «ритма жизни» мужчин и для его поддержания позволял себе содержать любовниц. Молодые особы, к которым хозяин утрачивал интерес, исчезали из его жизни, получая при этом приличное содержание. Мудрая Нварт, оставаясь женой Гюльбенкяна в течение 60 лет, с пониманием относилась к потребности мужа в «ритме», но и сама не отказывала себе в удовольствиях. Ее часто можно было увидеть в сопровождении весьма интересного шведского аристократа. Встречаясь за чинным ужином в своем дворце, супруги никогда не утомляли друг друга взаимными упреками.

Первенец — сын Нубар — родился в Турции в 1896г. Ребенку было несколько месяцев, когда всей его многочисленной родне пришлось покинуть насиженные места. К тому времени армянам, даже имеющим связи с высокими чинами Османской империи, оставаться в этой стране становилось небезопасно. Да и Западная Европа представлялась Галусту Гюльбенкяну гораздо более привлекательным местом жительства. На рубеже веков он обзавелся в центре Лондона собственным домом, очень скоро, благодаря Нварт, ставшим своеобразным аристократическим салоном.

Европа привлекала его не только как бизнесмена, но и как коллекционера — эта страсть могла найти здесь несравнимо большее удовлетворение. В отличие от многих известных коллекционеров прошлого века, увлекавшихся собиранием произведений искусства уже будучи миллионерами, Гюльбенкян начало своей коллекции заложил еще в детстве. На 50 пиастров, которыми отец наградил его за успехи в учебе, четырнадцатилетний Галуст купил на стамбульском базаре старинные монеты. Именно они и легли в основу его коллекции греческих монет, которую специалисты сегодня считают одной из лучших в мире.

Переехав в Европу, Гюльбенкян еще активнее занялся нефтяным бизнесом. О том, что тоскливые пустыни Месопотамии скрывают огромные залежи «черного золота», известно было уже давно, а Первая мировая война обострила топливный аппетит Европы. Галуст Гюльбенкян, бывший когда-то свидетелем нефтяного бума в Баку, получил шанс проявить свой талант бизнесмена в полной мере. Турецкое правительство поручило ему исследовать коммерческую привлекательность нефтяных месторождений Месопотамии. Так началась история разработки месторождений арабской нефти и головокружительного восхождения Гюльбенкяна к вершинам успеха. Он счел излишним личное присутствие в местах, недрам которых суждено будет озолотить его, предпочтя лишь правильно организовать дело.

Изначально концессию на разработку месопотамской нефти получили американцы. Встревоженные этим обстоятельством британцы, обратили свои взоры на Гюльбенкяна, в 1902 году ставшего английским подданным и знавшего султанские интриги, как никто другой. С противоположного фланга напирали немецкие дельцы, им тоже хотелось получить свою долю «нефтяного пирога». Переговоры напоминали изнуряющий и долгий марафон. В конце концов Гюльбенкяну удалось выработать проект соглашения, удовлетворяющий, казалось, всех. Разработку нефти Месопотамии должна была вести «Турецкая нефтяная компания», три четверти акций которой принадлежали двум английским компаниям, а четверть — немецким. За более чем успешное посредничество довольные британцы выделили Галусту Гюльбенкяну по 2,5% из своих баснословных прибылей, что в общей сложности составило 5% их доходов. Итоги отгремевшей Первой мировой войны выбросили германский бизнес из нефтяной игры, и маховик переговоров завертелся вновь. Новое соглашение, выработанное к 1928 году, когда уже забил мощный фонтан знаменитого месторождения Баба-Гур, распределило прибыли между англо-иранской, французской и двумя американскими нефтяными компаниями. Гюльбенкян, как и прежде исполнявший роль «нефтяного Талейрана», сохранил свою долю, за что и получил прозвище «Господин 5%».

Позже, вспоминая свой опыт грандиозного нефтяного посредничества, он хитро посмеивался: «Нефтяные бизнесмены подобны кошкам: по их воплям никогда нельзя понять, дерутся они или занимаются любовью».

Чтобы отметить великую сделку, Гюльбенкян отправился в круиз по Средиземному морю. У берегов Марокко он обратил внимание на странный корабль с трубой на корме.
— Что это? — спросил он у дочери, которая путешествовала вместе с ним.
— Ведь это же нефтяной танкер, папа, — удивленно ответила Рита. Она и не подозревала, что ее отец — великий торговец нефтью, только что совершивший одну из крупнейших сделок века, никогда раньше не видел судно подобного рода…

Став одним из богатейших людей своего времени, Гюльбенкян никогда не позволял себе бросать деньги на ветер. Его легендарная бережливость, скрупулезный подсчет семейных расходов держали жену и двоих детей в постоянном напряжении. Всякое финансовое безрассудство и бесшабашность «красивой жизни», к которым особенно был склонен сын Нубар, выводили его из себя. Денежных вложений, по его мнению, заслуживали только заботы о здоровье тела и высокие духовные потребности. Самой серьезной его духовной потребностью было коллекционирование предметов искусства, страсть к которому он сохранил на всю жизнь. Когда же по Европе поползли слухи о намерении правительства Советской России расстаться с некоторыми «жемчужинами» Эрмитажа, она и вовсе достигла своего апогея. Наступил звездный час коллекционера Галуста Гюльбенкяна, оказывавшего услуги теперь уже большевистскому правительству — в частности, он способствовал продаже на западном рынке бакинской нефти. Высокий профессионализм и проворность агентов «Господина 5%» позволили ему первым получить доступ к эрмитажной коллекции.

Однако соблазн за бесценок обзавестись шедеврами великих мастеров не затмил в Гюльбенкяне совесть гражданина. В меморандуме, адресованном представителю Госторга Пятакову, с которым его связывали доверительные отношения, есть такие строки: «Я всегда придерживался тезиса, что предметы, находящиеся в ваших музеях в течение долгих лет, не должны продаваться, так как они — национальное достояние, обширный воспитательный фонд и в то же время предмет большой национальной гордости». Советская Россия не вняла советам далекого от ее нужд «толстосума», и решение о распродаже эрмитажных коллекций было принято. Посланцы Гюльбенкяна, прибыв в Ленинград, стали отбирать интересующие его произведения искусства, давать заключение об их стоимости, следить за упаковкой и отправкой. С апреля 1929 года до октября 1930-го 51 шедевр бывшего императорского Эрмитажа навсегда покинул Россию и вернулся туда, где был создан, — в Европу. Четыре более чем удачные сделки обогатили коллекцию Гюльбенкяна золотыми и серебряными изделиями работ французских мастеров XVIII века, мебелью французского краснодеревщика Ризенера, холстами Робера, Боутса, Рубенса, Терборха, Ватто и Лакре. Кроме того, нефтяной магнат приобрел скульптуру Гудона «Диана», некогда принадлежавшую самой Екатерине Великой. Но самой значительной оказалась последняя, четвертая сделка, и это несмотря на то, что объектом продажи была всего одна картина. Но какая! «Портрет старика» Рембрандта, считающийся одной из лучших работ великого мастера!

Очередные «дети» (так Гюльбенкян ласково называл предметы своих коллекций) заняли свои почетные места уже в новом парижском доме нефтяного магната по проспекту Йены, 51, больше похожем на дворец. Выстроенный в самом модном по тем временам стиле и снабженный самыми совершенными для своего времени инженерными системами, он в первую очередь был предназначен для комфортного пребывания в его стенах произведений искусства. Здесь они многие годы находились в затворничестве. «Господин 5%» не допускал к своим «детям» посторонних. Напрасно хранители национальных галерей Лондона и Вашингтона пытались убедить ревнивого хозяина в необходимости сделать свои сокровища доступными взору общественности. И только грозовые тучи Второй мировой войны, нависшие над Европой, убедили упрямца. Правда, некоторое время он еще мучительно терзался сомнениями — какой столице отдать предпочтение. Наконец стрелка симпатий остановилась на Вашингтоне.

В апреле 1942 года, в самый разгар войны, Галуст Гюльбенкян переехал в Португалию, поселившись в фешенебельных апартаментах лиссабонского отеля Aviz. Но в строгом режиме мультимиллионера ничего не изменилось. Пешие прогулки в сопровождении верного секретаря, не забывавшего брать для своего босса складной стульчик, остались неотъемлемой частью каждого дня. Единственным неудобством в этих моционах стала растущая популярность Галуста Гюльбенкяна. Он превратился в настоящую лиссабонскую достопримечательность. Бог знает каким образом, но его узнавала даже босоногая ребятня. Завидев присевшего перевести дух мультимиллионера, дети сразу окружали его и начинали тараторить на все лады. Впрочем, и здесь Гюльбенкян изобрел финансовый метод борьбы с этим «стихийным бедствием»: детям дозволялось находиться рядом при условии соблюдения полной тишины, за что каждый получал по монете. Если же хотя бы один из них нарушал договоренность, вознаграждения лишались все разом. Заботиться о покое во время прогулок Гюльбенкяну больше не приходилось.

Португальская столица настолько пришлась по душе мультимиллионеру, что он не пожелал покинуть ее даже после воцарения мира в Европе. Его крепкий организм, благодарный за неустанную заботу, не давал сбоев до 83 лет. И только смерть супруги заставила его задуматься о необходимости изложить свою последнюю волю. За два года до кончины Гюльбенкян составил завещание, выразив желание создать в Лиссабоне фонд, призванный собрать и сохранить большую часть его коллекций. Он оставил фонду 2,6 миллиарда долларов и обеспечил годовым бюджетом в 102 миллиона долларов.

Гюльбенкян ушел из жизни 20 июля 1955 года в лиссабонском отеле Aviz. А последним его пристанищем стала церковь Святого Саркиса, построенная им в английской столице в лондонский период его жизни. «То, как на протяжении своей жизни Галуст Гюльбенкян использовал свое состояние, и то, как он им распорядился в своем завещании, демонстрирует его понимание социальной функции богатства и соответствующие ей обязательства», — напишут в Португалии через 20 лет после смерти подданного Великобритании армянского происхождения.

Фонд
После смерти Галуста Гюльбенкяна фонд пять лет занимался сбором многочисленных коллекций мультимиллионера, разбросанных по всему свету. Еще пять лет ушло на систематизацию собранного материала. В октябре 1969 года в Лиссабоне был построен культурный центр, включающий в себя Центр современного искусства, административное здание фонда, концертный зал, открытый театр на берегу живописного озера и музей, под крышей которого собрались наконец 6000 «детей» Гюльбенкяна. Фонд ведет активную общественную деятельность. В его рамках реализуется программа содействия развитию науки, вкладываются значительные средства в разработку новых медицинских технологий, поддерживаются молодые таланты. Оркестр Фонда им. Гюльбенкяна считается одним из лучших в Европе. У фонда есть особое Армянское отделение. Помимо финансового содействия студентам-армянам из всех стран мира, обеспечения их стипендиями и оплаты необходимых расходов на обучение особо одаренных, отделение оказывает финансовую поддержку армянским школам Диаспоры.

Родословная 
Согласно исследованиям историка Геворга Памбукчяна, родословная Гюльбенкянов берет свое начало в IV веке, от рода князей Рштуни, которые имели владения на восточном побережье озера Ван. При византийском дворе род этот именовался Нвард Патрик. После распада Византии в Османской империи меняли не только географические названия, но и личные имена, которые османцы для удобства переводили на свой лад. Так этот древний и богатый род стал называться Гюльбенкянами («вард» (арм.) и «гюль» (тюрк.) — «роза»).

Журнaл «Ереван», N7-8, 2006