Общество Путешествия
Ветряки для Дон Кихота
Так, чтобы совсем без гор, в Армении, конечно, не бывает, но те, кто привык к заснеженным вершинам, могут посчитать, что здесь не за что зацепиться взгляду. И это будет не совсем справедливо — на Лорийских равнинах, к северу от Ванадзора, в районе Степанавана, зацепиться взглядом можно и за Памбакский хребет, и за Базумский. А если не смотреть под ноги, то еле успеешь притормозить на краю очередного коварного ущелья.
Обман зрения
«Здесь вы не доберетесь до крепости — в яму не спуститесь. В объезд надо — вон, видите, пылит там кто-то», — так нам показывали дорогу к крепости Лориберд с шоссе. Поехали дальше. Останавливаться у крепости надо под предусмотрительно поставленным навесом, чтобы автомобиль не раскалился докрасна в чистом поле под палящим солнцем. Здесь скучали три таксиста рядом со своими машинами — явно не впервые привозят сюда клиентов, а то и сами бы погуляли по крепости или спустились бы в «яму», как почему-то пренебрежительно назвали на той стороне шоссе глубокое ущелье с почти отвесными стенами и проказливой речкой внизу. То, что осталось от крепости, производит впечатление внушительное, но на первый взгляд немного странное: кажется, что ее построили даже не на равнине, а — по какой-то неведомой логике — в низине. Это притом, что позади Лориберда, или крепости Давида, как ее еще называют, по имени построившего ее правителя, высится большой холм, почти гора. Казалось бы, там и должны были воздвигнуть эту фортецию. Надо подойти к Лориберду почти вплотную, чтобы понять, в чем тут дело: крепость с трех сторон окружена ущельем, и мы подобрались к ней по единственно возможному пути.
Лориберд сохранился частично — почти невредимыми стоят въездные ворота и церковь. Еще есть большой кусок крепостной стены с башнями. По всему обширному полю разбросаны камни — это все, что уцелело от остальных крепостных сооружений. Среди последних здесь угадывается баня — видны даже остатки керамических труб, по которым вода поступала внутрь.
Храм, как можно убедиться, посещают до сих пор — внутри обнаружилось несколько иконок, а под ними — оплывшие огарки тонких свечей. Но самое, пожалуй, интересное в этой церкви — сделанные детьми и расставленные у иконостаса рисунки на библейские темы, в основном — сцены из жизни Христа.
Из-за крепостного вала то и дело выглядывал пастух, заинтересовавшийся, по-видимому, нами, а может, следивший, чтобы мы не унесли на память пару камней из стен. Овцы его при этом разбрелись по всей территории древней крепости, не обращая никакого внимания ни на нас, ни на своего чабана.
О вреде стереотипов
Настало время спускаться в ущелье реки Дзорагет. Лихо подбежав к его краю, совсем рядом с крепостной стеной, туда, где спуск вниз максимально прост, я с ужасом понял, что на этот раз мне, скорее всего, придется остаться наверху. Дело в том, что в моей памяти окрестности Степанавана сохранились в виде бескрайних полей с горными массивами где-то там, вдалеке, вот и надел перед поездкой кроссовки с практически гладкой подошвой — типа беговых для стадионов. Отговорки вроде «Кто же мог подумать, что равнина испещрена глубокими отвесными ущельями!» на этом этапе уже не принимались, да и были бессмысленны. А посему пришлось последовать совету Маяковского — тот как-то давал указания насчет того, что нужно делать, если хочешь «убедиться, что земля поката», — рискуя собственными джинсами, специальными походными, с множеством удобных кармашков и прочих наворотов. Маяковскому — что, тогда ведь джинсов не было… Я, а за мной и мои товарищи, пытавшиеся меня подстраховать, ежесекундно поскальзываясь и падая, в синяках от острых камней, скатились вниз, к реке. Внизу, едва переведя дух, мы признали, что ущелье стоило этих испытаний: Дзорагет одарил нас всем набором видов, которые должны присутствовать в подобных местах.
Красивый водопад, мост через реку, пещеры… Небольшой кусок ущелья Дзорагета, чуть выше по течению от крепости, называется в народе несколько странно — Майори дзор (ущелье майора). В пещерах, окружающих Майори дзор, когда-то проводили свои собрания большевики, прятавшиеся от полиции. Сам Шаумян, говорят местные, присутствовал на этих заседаниях. При чем тут некий майор, яснее от этих рассказов не стало, а более или менее правдоподобную версию выдвинул старенький дедушка, севший в нашу машину на обратном пути и безапелляционно потребовавший, чтобы мы его подкинули к шоссе. Дед рассказал, что полвека назад в этом месте застрелили какого-то майора — то ли военного, то ли милицейского, уже никто не помнит, — вот и назвали так эти несколько десятков погонных метров. Дед пробыл в машине неполных пять минут и вышел на шоссе, надолго оставив нам ядреную смесь из запахов полевых трав и цветов и аромата хлева. Коктейль, конечно, на любителя, но неприятным его назвать нельзя…
Изящный каменный мост, контурами отдаленно напоминающий абрис купола армянской церкви, легко перекинулся через Дзорагет. Мы залюбовались его гениальной простотой и воздушностью. А потом, на привале, пришли к мнению, что большинство средневековых мостов в Армении однопролетные не только из-за того, что узкие горные реки позволяли экономить на материале, но еще и потому, что вода в них уж больно холодна — вряд ли древним строителям улыбалось возводить несколько пролетов, стоя по колено в ледяной воде.
В этом ущелье и рядом с мостом принято останавливаться на отдых — очень уж место располагает. Причем чистота вокруг идеальная, и почему-то никто не оставляет надписей вроде «Здесь был Вася». Только на одном из камней (видимо, слишком уж возрадовалось сердце болельщика) явно во времена далекие намалевано красной краской «Арарат» — «Динамо» 2:0». Какое именно «Динамо» из трех, выступавших в союзном футбольном первенстве, было тогда повержено «Араратом», история умалчивает.
Теперь надо было подниматься обратно — все в той же злополучной обуви. Задача эта оказалась посложнее спуска, но все же, с шутками и прибаутками, меня вытолкнули наверх, к воротам Лориберда.
Археология
На обратном пути к Степанавану шоссе проходит между двумя ничем в общем-то не примечательными селами — Леджан и Агарак. Разве что в последнем мы обнаружили кое-что интересное и неожиданное: обычные для армянских церквей каменные несущие колонны в агаракском храме оказались деревянными. Несмотря на почтенный возраст исполинских бревен, сооружение не оставляло впечатления неустойчивости: деревянные колонны могут, по всей видимости, простоять еще долго.
А сразу за Агараком, в открытом поле, наше внимание привлекли человек пять молодых парней: они усердно раскапывали землю метрах в ста от шоссе, и мы приняли их за археологов. Археологом, однако, оказалась только миниатюрная девушка, с трудом пытавшаяся спрятаться от нещадно палящего солнца под маленьким зонтиком. Обладательница шикарного загара Рузанна рассказала нам, что мы стоим посреди кладбища ахеменидской эпохи. И правда, нас окружали дольмены разной величины, одни из них почти ушли под землю, другие гордо возвышались энергетикенад полем. «Вот тут покоился явно зажиточный человек, — поясняла Рузанна, — посмотрите на размеры захоронения и качество внутренней каменной кладки. Она ведь открыта всем ветрам и дождям, а спустя две с половиной тысячи лет выглядит как новенькая!» Конечно, сами могилы были разграблены, скорее всего, еще до нашей эры, но, тем не менее, ценные — с научной точки зрения — находки и сейчас здесь не редкость и могут многое рассказать о той мало изученной эпохе.
Копают тут ребята из окрестных сел, а когда на свет Божий извлекается какой-либо артефакт, то за дело принимается Рузанна со своей помощницей — тут уже лопаты в сторону, тут щеточки нужны да скребки.
Один из ребят попросился с нами — доехать до ближайшего родника и, захватив огромное количество пластиковых бутылок, мы поспешили за холодной водой для медленно поджаривающихся искателей древностей.
«Что везете?» — «Грибоеда»
Да-да, эта печальная встреча произошла именно здесь, в июне 1829 года, на Бзовдальском, как он тогда назывался, перевале. Пушкин, ехавший из Грузии в Эрзрум, встретил на вершине горы гроб с телом убитого в Тегеране Грибоедова. Перевал потом назвали в честь Пушкина, а в 1937 году, к 100-й годовщине его смерти, на вершине горы — на месте встречи — должен был быть поставлен памятник-родник. Установили его, правда, почти на километр ниже — там, где позволил рельеф. Уже совсем недавно, когда сквозь гору проложили тоннель, памятник пришлось перенести ближе к автомобильной трассе, неподалеку от села Гергер.
С вершины Пушкинского перевала, с высоты 2037 метров видна, кажется, вся Армения. И еще, должно быть, кусочек Грузии на севере. Доехать сюда нетрудно. А вот для пешего похода потребуются выносливость и терпение. На вершине перевала вас постоянно будет сопровождать мерный шум — это работают четыре огромных пропеллера ветряной электростанции, введенной в эксплуатацию в 2005 году. Сейчас она вырабатывает в год около 5 миллионов киловатт-часов электроэнергии — значительное подспорье для области, и недорогое, учитывая практически постоянные ветра на перевале, которые с наступлением холодов становятся только сильнее. Четыре белоснежных ветряка придают фантастичность здешнему и без того неординарному пейзажу — надо сказать, эти футуристические объекты прекрасно вписываются в общий вид местности. А снизу, по холму, к ветрякам взбирается всадник на черной лошади. Наезднику недостает копья, а то его вполне можно принять за Дон Кихота, намеревающегося дать решительный бой армянской альтернативной энергетике.
Сейчас пора сенокоса, и чуть пониже ветряков все здоровое население окрестных сел, от мала до велика, машет косами в полях. Заготовки сена здесь идут пока еще вручную — из техники только грузовики, груженные скошенной травой, тяжело пыхтящие по бездорожью и облегченно вздыхающие на проселках. Обратно, из деревень, они везут новых работников — тех, кто не смог вооружиться косами спозаранку, и обед для тех, кому пора отдохнуть. Только один человек спокойно взирает на этот сельский муравейник — живописный чабан с настоящей буркой на плечах. Вид у него настолько классически древний, что мы бы ничуть не удивились, если бы он принялся нам рассказывать о своей встрече с Пушкиным. В подопечных у пастуха — огромное стадо коров и не меньшая отара овец: животных так много, что даже приблизительно не оценить их количества. В помощниках у чабана — две собаки довольно устрашающего вида, на поверку оказавшиеся вполне дружелюбными. Он явно заинтересовался нашей фототехникой, и мы решили не упустить случая поговорить с таким колоритным человеком. Я, признаться, ожидал услышать какой-нибудь давно забытый диалект, но он вполне внятно и литературно поинтересовался, какой именно телевизионный канал мы представляем. Узнав, что мы из журнала, он попросил для себя экземпляр. Мы, как назло, не захватили в этот раз ни одного, но чабан нашел выход: предложил прислать ему электронную версию. Пораженные подобным словосочетанием из его уст, мы онемели, а чабан преспокойно выудил из недр бурки смартфон последней модели и переслал нам адрес своей электронной почты эсэмэской. Мы вернулись в XXI век от Рождества Христова…
Журнaл «Ереван», N11(70), 2011
