30 июня 2012, 16:17
3806 |

Как рисовать жизнь

Свернув через арку с шумной улицы Киевян в зеленый дворик рядом с ущельем реки Раздан, попадаешь в живописный мир — или мир живописца. Перед многоэтажным зданием — металлическая скульптура, подаренная Акопом Акопяном родному двору. Как символ, как отметка: именно здесь живет художник. Лифт, а затем множество ступенек ведут на этаж, который построили специально для него. В большой светлой мастерской, сидя за заваленным бумагой и карандашами столом, Акоп Акопян неспешно рассказывает о том, как рисует жизнь.

Любой ребенок, если дать ему бумагу и карандаши, начнет с удовольствием что-то рисовать. Для большинства детей это вообще одно из самых любимых занятий. И порой им удается изобразить что-то по-настоящему удивительное. Однако со временем это увлечение, как правило, проходит — дети забывают о своем даре. Но некоторые не забывают и становятся художниками. Я начал рисовать с пяти лет. Меня хвалили: «У этого ребенка есть талант». Это очень поощряло меня, и я рисовал все больше и больше. Со временем рисование стало главным смыслом моей жизни, и у меня появилась мечта —зарабатывать себе на жизнь исключительно живописью и ни на кого не работать, ни от кого не зависеть. Это стало возможным, когда мне исполнилось 45 лет, после того, как я переехал в Армению.

***

Меня часто спрашивают, почему я решил перебраться в Армению. Очень странный вопрос. Я родился в Египте, мои родители армяне. Язык, на котором мы разговаривали дома, отличался от того, на котором говорили на улице. С самого детства это казалось мне странным. Я чувствовал себя не таким, как все, другим. А со временем и вовсе стал посторонним среди чужих. И во мне сформировалось твердое убеждение, что я должен найти свою страну. И страной этой на тот момент была Советская Армения. Я осознавал, что она находится в составе другой большой державы — СССР — но ведь это было все, что осталось от моей исторической родины. Однако одного желания было мало, Советы должны были дать разрешение на въезд. В конце сороковых сотни тысяч армян смогли репатриироваться, я должен был быть в их числе, но внезапно этот процесс остановили. Люди продали дома, оставили работу, а уехать не могли. Так из года в год мы ждали и ждали. В Армению мне и моим близким удалось приехать только в 1962-м. Нас поселили в Ленинакане, но в общем-то нам было все равно, где жить. Мы полностью отдали свою судьбу в руки властей. В этом городе мы прожили 5 лет, за это время меня успели избрать депутатом, что, очевидно, и стало причиной перевода в столицу.

***

Я не знаю, какой он, мой стиль. Я его не выбирал. И никогда не замечал, чтобы он сильно менялся. Просто рисовал то, что меня волновало. Мне кажется, именно этим и определяется стиль каждого художника. А больше всего меня волновали люди. В юности — убогие, те, кому необходимо было сочувствие. Возможно, потому что на самом деле я был одним из них. Я очень много рисовал худых, больных и несчастных. Это закончилось, когда я приехал в Армению. С одной стороны, мне не хотелось видеть убогих армян, а с другой — их, собственно говоря, и нет. Армяне сильные, они выносливы, они проходят через жизненные невзгоды очень гордо.

***

Когда я только приехал сюда, мне очень хотелось просто сидеть и рисовать — город, улицу, природу. В Армении с этим возникли сложности. Постоянно подходили люди и спрашивали, что я рисую и зачем. А я не знал, что ответить. Пытался объяснить, что рисую для себя, для удовольствия. Художник я. Но мне не верили и относились с большим предубеждением. Тогда мой хороший друг Рафаэл Атоян посоветовал отвечать, что рисую я для телевидения. При всей своей абсурдности эта версия мне помогла. В те годы люди остерегались телевидения, считали, что если я с ним связан, то меня надо оставить в покое и лишних вопросов больше не задавали.

***

Человеку искусства нужна публика. Художнику нужны те, кому он будет показывать свои полотна. Это совершенно нормально. Это не имеет ничего общего с тщеславием, я бы назвал это законом творчества.

***

В Ленинакане у меня не было мастерской, да и в Ереване я 12 лет рисовал в подвале, где элементарно не доставало солнечного света. Через какое-то время началось строительство высотных зданий на улице Киевян, и по особому распоряжению для моей семьи достроили целый этаж. Люблю это место, здесь просторно, из мастерской открывается потрясающий вид. Я вижу небо — это так важно! Я люблю наш двор, даже подарил ему скульптуру. Но одно не дает мне покоя — история должна была давно научить нас, армян, не строить зданий выше 3—4 этажей. Ведь это опасно, от землетрясений мы не застрахованы. А мы все строим и строим. Будто упорно тянемся к небу.

***

Идеи всегда приходят внезапно. Например, недавно я увлекся разными металлическими деталями. Я покупаю их на Вернисаже, сваливаю в одну кучу и начинаю собирать. Получаются маленькие скульптурки, причем на удивление разные — пузатые дядьки, томные женщины в теле, стройные прозрачные девушки. Все это можно сделать из кучи никому не нужного металла. Я всегда любил инструменты, мне казалось, что у них есть лица. Во всяком случае, я их видел. Наверное, идея создавать скульптуры пришла именно оттуда. Я показал работы своим друзьям-скульпторам, и им понравилось. Так это стало любимым увлечением. Потом я рисую эти скульптуры и храню — вся моя мастерская ими заставлена.

 ***

Нельзя знать заранее, когда и как завершится работа над той или иной картиной. Полотно само это решает. Иногда рисуешь совсем недолго, но понимаешь — все. А иногда картина как будто говорит тебе: «Продолжай, продолжай! Еще!» И ты просто наносишь мазки и ждешь, когда же она тебя остановит.

***

Я рисую всегда. Холст, который сейчас на мольберте, — молящийся Григор Нарекаци. Он просит Бога об искуплении грехов. У всех нас есть грехи, а Нарекаци чувствовал их особенно сильно. Я не знал, как изобразить это, а потом меня осенило, и я покрыл тело Нарекаци синяками и ссадинами. Он физически ощущает боль.

***

Живопись вокруг нас. Она везде и во всем, а не только на холсте. У любого телефона свой особый цвет и каким-то особенным образом расположены кнопки. Сейчас это называют дизайном, но ведь дизайнер не музыкант или актер, он — художник. Это тоже живопись.

***

Я художник. На свете есть тысячи других художников. Многие из них невероятно талантливы. Многие из талантливых — армяне. Еще в юности я сравнивал себя с другими. Был даже период, когда перестал рисовать. Совсем. Лет 7—8 не подходил к холсту. Но жизнь доказала, что это было серьезной ошибкой. Надо принять то, что есть люди талантливее тебя. Всегда были и всегда будут. Не всем нам дано быть Микеланджело. И это не должно мешать. Путь художника тебя выбрал, и не нужно думать, насколько ты талантлив, станешь ли великим живописцем. Надо просто рисовать. Рисовать так, как диктует твой дар, твой талант. Он у тебя есть? Вот и рисуй! 

Еще по теме