Культура Театр
Найти и разбудить
Театр — особый мир. Его обитатели, в отличие от прочих граждан, не портят зрение за компьютерами. На работе они играют, танцуют и поют. Случайно оказавшийся за кулисами человек невольно ловит себя на мысли: «Да чем они тут вообще занимаются?» Главный хормейстер Ленкома Ирина Мусаэлян знает ответ на этот вопрос. А еще она знает, почему даже случайно попавшие в театр люди часто остаются в этом волшебном мире навсегда.
Помещения за сценой, наверное, специально устроены так, чтобы люди с улицы там заблудились.
— Извините, я ищу Ирину Борисовну, — обращаюсь я к пробегающей мимо девушке, одетой в майку и тренировочные брюки.
— Я тоже ее ищу, идемте со мной.
Из темноты кулис выходим в светлое фойе, и девушка оказывается примой Ленкома Аллой Югановой. Возле рояля ее ждет Ирина Мусаэлян — женщина, научившая петь весь театр.
В другом углу фойе какой-то юноша, не замечая никого, репетирует сложные танцевальные движения и поет: «Аллилуйя, аллилуйя!»
— Низишь, низишь! — кричит ему Ирина. — Ну ничего. Сейчас распоешься, все будет нормально.
Из-за приоткрытой двери зрительного зала доносится шум. Рабочие сцены монтируют декорации, музыканты настраивают инструменты. Через полтора часа в Ленкоме начнется «Юнона и Авось».
Исполняющая роль Кончиты Алла Юганова распевается у рояля: «Ты меня никогда не увидишь, ты меня никогда не забудешь…» Ирина Мусаэлян аккомпанирует, стоя у инструмента. Присесть ей некогда. До того, как раздастся третий звонок, нужно сделать еще кучу дел. «Я ответственна до идиотизма», — с легким сожалением признается она.
Именно с «Юноны» когда-то и началось сотрудничество Ирины с Ленкомом. Когда ее принимали в штат в качестве главного хормейстера, то сразу предупредили: должность, прописанная в трудовой книжке, ничего не значит. Это театр, так что кто знает, чем придется заниматься. И действительно, Ирина не только руководила хором, ставила голос ленкомовским звездам, принимала участие в музыкальном оформлении почти всех громких премьер, но и сама выходила на сцену. Незаменимый член уникальной команды, которую собрал в своем театре Марк Захаров.
А вначале была просто маленькая девочка, родившаяся в Баку. Почти сразу после ее появления на свет семья переехала в Севастополь, а потом — в Москву. Родители Ирины были инженерами-строителями, а значит, кем должна была стать она сама? Конечно же, тоже инженером-строителем. Это не обсуждалось. А на то обстоятельство, что дочка, посещавшая, как и все дети из хороших семей, музыкальную школу, все больше и больше времени проводила за роялем, родители не обращали внимания. Но однажды она приняла решение и сказала: «Хочу поступить в музыкальное училище». — «Разве это профессия? — нахмурилась мама. — А что будет, если ты руку сломаешь?»
«Руку я действительно как-то сломала, — вспоминает Ирина. — Это было на гастролях в Риге. Боль была нечеловеческая. Мне только что наложили гипс, а вечером я должна была петь в «Королевских играх». У меня слезы на глазах, я с трудом сдерживаюсь, а девочки-костюмерши надевают на меня костюм, заматывают руку черным бархатом, гримируют и… Я вышла на сцену, начала петь и почувствовала, что боль исчезла. Ночью в гостинице я, конечно, опять мучилась, но все 4 спектакля отыграла без запинок. С одной стороны, здесь в театре никого не волнует то, что ты болен или не в голосе. Иди на сцену и пой! С другой, на сцене и правда волшебным образом исчезают все болячки».
Под нажимом родителей Ирине все-таки пришлось сначала поступить в инженерно-строительный. Училась она стремительно. За один год сдала экзамены за два с половиной курса. Надеялась, что чем быстрее получит диплом, тем скорее сможет вернуться к любимой музыке. Родителям же, наоборот, казалось, что раз дочь демонстрирует такие успехи, сворачивать с инженерно-строительного пути ей никак нельзя. Так что не обошлось без домашних ссор и слез. «Мой папа был очень негативно настроен по отношению ко всему этому театрально-богемному миру, — говорит Ирина. — Смягчился он только после премьеры спектакля «Поминальная молитва», когда раскрыл утром за завтраком газету «Правда» и прочитал восторженную рецензию, в которой фамилия Мусаэлян стояла рядом с фамилией Леонов».
В «Поминальной молитве» Ирина придумала трагический вокализ для сцены выселения евреев. Марк Захаров включил его в спектакль и предложил Ирине самой его исполнить. Конечно, сцены она не боялась. У нее за плечами уже были обучение в ереванской консерватории в классе знаменитой Гоар Гаспарян, работа в камерном хоре Владимира Минина, собственная вокальная карьера. Но в театре, подчеркивает Ирина, все по-другому. Актеры существуют в сценическом пространстве совсем не так, как певцы. И, как выяснилось со временем, работать с актерами ей интереснее.
— А кем вы себя чувствуете в большей степени: певицей, актрисой или педагогом? — спрашиваю я.
— Я очень легко перехожу из одного состояния в другое. Когда я на сцене, например в «Королевских играх», то чувствую себя актрисой. Но сразу после окончания спектакля опять становлюсь педагогом. Могу говорить им: «Эх вы, артисты! Ну что вы за странные люди?»
В «Королевских играх» Захаров дал Ирине Мусаэлян роль Поющей Фрейлины. Это загадочный и немного мистический персонаж, то подталкивающий героев навстречу судьбе, то пытающийся остановить, предвидя трагические последствия их выбора. Приступая к постановке спектакля по мотивам пьесы Максвелла Андерсона «1000 дней Анны Болейн», на основе которой Григорий Горин создал «оперу для драматического театра» под названием «Королевские игры», Марк Анатольевич уточнил: «Ирина Борисовна (ко всем своим сотрудникам, включая рабочих сцены, Захаров обращается на «вы» и по имени-отчеству), у вас ведь, кажется, низкий голос?» На самом деле она исполняла свой вокализ в «Поминальной молитве» низким, но потом в финале спектакля пела из-за кулис православную молитву уже высоким. «Действительно, — спохватился Захаров. — Знаете, мне всегда казалось, что эта финальная молитва случается как-то сама по себе». И дал своему хормейстеру еще одну роль.
Музыку для «Королевских игр» писал Шандор Каллош, композитор, знаток средневековых мелодий. Он приносил ноты Ирине, а она на свой страх и риск сокращала и дописывала, раскладывала партитуру на голоса, соединяла музыку с действием на сцене. «Мне кажется, я всегда чувствую, чего хочет Марк Анатольевич. Он очень мало говорит. Да и много ли можно передать словами? Он дает тебе свободу, ты делаешь то, что хочешь. Только потом оказывается, что это и было то, что ему нужно».
Как рождается музыкальный спектакль в Ленкоме? Автор приносит пьесу, композитор пишет музыку, режиссер много думает и мало говорит, а актеры репетируют и учатся петь под руководством Ирины Мусаэлян. Когда в Ленкоме ставился «Безумный день, или Женитьба Фигаро», где главные герои должны были исполнять целые оперные арии, Ирина занималась вокалом с четверкой главных исполнителей — Дмитрием Певцовым, Александром Лазаревым, Натальей Щукиной и Александрой Захаровой. Марк Анатольевич волновался. Спектакль практически оперный, а главный герой Певцов совершенно не поет. «Не волнуйтесь, — успокаивала мэтра Ирина Мусаэлян. — Он будет петь». Александра Лазарева она умоляла на занятиях: «Расслабьтесь, Саша, не напрягайтесь так». — «Да как же я могу? — отвечал Лазарев. — У меня от ужаса ноги в ботинках в кулаки сжимаются». Но ничего. Запел. А Дмитрий Певцов вообще, что называется, вошел во вкус. Даже гастролирует теперь с сольными концертами.
«Что до актеров, то любого из них можно научить петь, — убеждена Ирина. — Если человек поступил в театральный и отучился там, значит, у него внутри обязательно есть способность чувствовать музыку. Нужно только найти ее и разбудить. Процесс обучения вокалу очень интимный. К каждому нужен свой подход. Это игра. На кого-то можно накричать, кого-то, наоборот, следует постоянно хвалить, с третьими, представьте, нужно кокетничать. Но всех их надо любить. Любовь — основа любой педагогики. И не стоит перегружать актеров терминами. Я даже слово «диафрагма» стараюсь не произносить лишний раз, чтобы они не пугались. У профессиональных актеров есть одна особенность. Если надо, значит, они сделают. Похудеть или поправиться для роли? Пожалуйста. Научиться петь, играть на скрипке или делать сальто-мортале? Нет проблем. Олег Иванович Янковский почти официально считался у нас в театре тем самым человеком, которому медведь наступил на ухо. Но когда однажды по роли (он тогда снимался в каком-то американском фильме) ему понадобилось петь колыбельную, пришел ко мне и сказал: «Ирина, я хочу петь ее сам. Давай заниматься». Никогда не забуду, как он нервничал перед первым занятием. Ходил по коридору, руки заламывал... Но все у нас получилось. И с тех пор каждый раз, когда мы встречались в театре, он сразу принимался напевать ту самую мелодию и подмигивал мне: «Представляешь, Ирка? Я пою!»
— А не обидно это, Ирина Борисовна? Учите других, а могли бы петь сами.
Ирина на секунду задумывается:
— Нет, не обидно. Хотя я понимаю, о чем вы. Говорят же, что учитель умирает в ученике… Передо мной стоял выбор: собственная карьера или преподавание. Совмещать одно и другое было невозможно, потому что, если ты работаешь в Ленкоме, значит, ты здесь живешь. К тому же очень редко бывает, чтобы в одном человеке совмещались хороший исполнитель и хороший педагог. Я выбрала педагогику и не жалею об этом.
Певческая карьера — очень одинокое занятие. Ты просыпаешься утром и, еще не открыв глаз, проверяешь, смыкаются ли голосовые связки, в голосе ли ты сегодня. Вся твоя энергия направляется на самого себя. А здесь, в театре, я постоянно ее отдаю, вкладываю в других, во мне ничто не задерживается. И я — легкая, свободная… Ой, извините меня!
Прервав беседу, Ирина Мусаэлян летящим шагом направляется в зал, где ее ждет еще один участник сегодняшнего представления. Ему тоже надо уделить несколько минут. Артист поет, а Ирина, стоя перед сценой, словно поддерживает его голос руками. Вверх, вниз, чуть выше, чуть ниже… Все-таки есть в этих ее жестах что-то «инженерно-строительное». Но это — лишь призрак старой жизни, полностью растворившейся в магии театра. До начала спектакля остается меньше часа. Пустой зрительный зал Ленкома производит странное впечатление. Но скоро он до отказа наполнится зрителями, и под его сводами будут бушевать страсти, редко встречающиеся в повседневной жизни. Роковая любовь, бескомпромиссная верность, героическая смерть… Те, кто приобщается к этой стихии, скорее всего, просто не в состоянии покинуть ее и вернуться к обыденности.
Финал «Королевских игр» Ирина Мусаэлян играет вместе с девочкой 4—5 лет, изображающей будущую королеву Елизавету. За те 15 лет, что идет спектакль, эту роль переиграли дочки актеров, помрежей, гримеров и рабочих сцены. Проблема в том, что в этом возрасте дети очень быстро растут. Только девочка как следует освоится, научится уверенно произносить свою единственную реплику («Елизавета будет первой»), как ее уже пора менять на другую. «Боже мой, как же они все плачут, когда узнают, что больше не будут участвовать в спектакле! — сокрушается Ирина Мусаэлян. — Недавно девочка, с которой мы работаем сейчас, сказала: «Я уже выросла, наверное, меня скоро выгонят». Я ей говорю: «Маленькая моя, у тебя будут другие роли». А она: «Но мне так нравится эта!»
Ирине Мусаэлян тоже нравится ее роль: «Мы все часто жалуемся друг другу. Вот, у других людей нормальная жизнь. Больничные, праздники, выходные… Но на самом деле без театра все мы просто погибнем».
